Шрифт:
Закладка:
В конце концов именно так он и поступил.
Неясно, как Зияр намеревался выбраться с базара вместе с плененной женщиной. Позднее они обнаружили, что он купил коней. Предполагали, что Зияр собирался оглушить дубинками обеих женщин и торговца кожами, а потом сделать вид, будто Тамир упала в обморок, доставить ее (отнести?) туда, где они привязали коней, – и оказаться за городской стеной, на пути к своему кораблю прежде, чем кто-либо успеет опомниться.
Вторую женщину, компаньонку, могли убить или бросить. Она не имела значения. Совсем никакого значения.
Это был бы такой памятный налет, еще одна нить в легенде о братьях ибн Тихон.
Но вышло иначе. Или, скорее, налет сделался памятным потому, что стал фатальным для Зияра. Он скончался в этом городе. История этого утра действительно разнеслась по всему Срединному морю, во все концы, и достигла Ашариаса. Зияр был важной фигурой.
Она помнила, как д’Акорси подошел к ним на базаре. Он казался спокойным, собранным.
– Вы поздно подали сигнал, – сказал он.
– Я не думала, что они спрячутся за палаткой. – Кажется, она могла говорить.
– Да, это было умно.
– Они джанни, – сказала Ления. – С востока. Люди Зияра. Они носят такие дубинки. Джанни от Гурчу – их лучшие люди.
– Знаю, – сказал он. – Но мы с ними справились. И с ним. Наконец.
Они оба посмотрели туда, где лежал в пыли Зияр ибн Тихон. Очень крупный мужчина. Мертвый. В это трудно было поверить.
– Я едва успела подать знак, – сказала Ления. Ей казалось, что она должна это сказать. – Я и правда сделала это слишком поздно.
Он бросил на нее взгляд, потом слегка улыбнулся:
– Это бывает. Ход боя может перемениться в одно мгновение. Вы услышали их шаги? В самом конце?
Легче всего было кивнуть.
– Теперь я гадаю, – сказал ей Рафел, после того как они с Фолько д’Акорси вернулись в палаццо, – что произойдет в Абенивине. Зияр должен был взять на себя управление городом. Таким представлялся их план. Мы были его частью.
Ления его почти не слушала. Рафел взглянул на нее, она это заметила, но была слишком потрясена, чтобы вести такого рода беседу.
Ее до глубины души потряс тот ясный, настойчивый голос, что прозвучал в ее голове. Голос, который наверняка спас ей жизнь. Или… возможно, ее даже могли снова похитить и продать в рабство.
Эта мысль ужасала. Невероятно ужасала.
Поэтому Ления не ответила. У нее не было слов.
Мужчина, который бежал к ней, поднял руку с дубинкой. Поэтому она смогла пригнуться и всадить нож ему между ребрами, а потом в сердце. Возможно, – скорее всего, – они не захотели бы утруждать себя тем, чтобы тащить служанку с базарной площади. Ее бы оглушили ударом по голове. Она могла выжить после этого удара – или нет. Ее смерть, если бы она случилась, не имела бы никакого значения для этого мира, для течения событий. Ее жизнь до этого момента тоже не имела никакого значения.
Но ранним утром на базаре в Соренике прозвучал голос. У нее в голове. Женский голос. Только для нее. Для нее одной. Одной.
«Сними капюшон! Обернись!»
«Есть вероятность, – сказал Фолько д’Акорси, – что кто-то из людей ибн Тихона сбежал». Он считал это маловероятным, и его это не слишком беспокоило.
Он послал своих подчиненных на поиски корабля Зияра и надеялся найти его. Это был бы славный трофей. Сам он не мог бы использовать корабль – его город, к сожалению, не имел порта, и он не был купцом, – но он мог его подарить.
Точно так же тело корсара, который намеревался стать халифом Абенивина, станет теперь подарком Верховному патриарху в Родиасе. Скарсоне Сарди будет необычайно доволен, а доставлять удовольствие Верховному патриарху очень важно для командующего наемниками и правителя небольшого города.
Д’Акорси в тот вечер был в хорошем настроении.
Рафел тоже. Это было неизбежно, хотя он все утро не находил себе места, пока правитель Акорси не вернулся в палаццо вместе с Тамир Видал и Ленией.
С того момента Ления казалась очень странной, невозможно было этого не заметить. Что-то случилось. Он даже не знал, что она собирается принять участие в утренних событиях. Она ничего ему не объяснила. Вероятно, она чувствовала напряжение и страх, потому что Тамир служила наживкой для корсара, как рыбешка на крючке у рыбака. И, очевидно, Ления снова убила человека, джанни, на базарной площади. Убить одного из легендарных джанни… это достижение. Но оно может выбить тебя из колеи. Возможно, в этом все дело.
Надо сказать, Рафел никогда в жизни никого не убивал. Своими руками. Он приказывал атаковать в море, и там бывали убитые, но сам он никогда не убивал.
Во второй половине дня д’Акорси вместе с ним спустился вниз с холма, с охраной. Выписал банковский чек на сногсшибательную сумму, о которой они договорились прошлой ночью. Он тоже воспользовался банком Серессы. Семейство Сарди в Фиренте старалось добиться той же влиятельности для своего банка и приближалось к этой цели, но большинство людей по-прежнему пользовались услугами Серессы. По привычке, по сложившемуся обычаю. Так живут люди, подумал Рафел. Его собственные привычки и обычаи, возможно, скоро изменятся. И привычки Лении тоже.
Он обратил внимание, что банк находится на улице, названной в честь женщины. Необычно. Он понятия не имел, кем была Джеана бет Исхак. Но она явно происходила из киндатов, судя по имени. Это было приятно. Он спросил о ней, когда вошел. Она была здешним лекарем, очень давно, ответили ему. Больше сотрудник банка ничего не знал. Он сказал, что где-то в городе есть ее статуя. Он точно не знал, где именно.
Прежде чем вернуться в дом донны Раины, они зашли в красивое здание на главной площади, где размещался Совет, управляющий Сореникой. Там, что неудивительно, царило волнение. Фолько д’Акорси побеседовал с избранным в этом году главой Совета, толстым, седобородым, лысым мужчиной. Рафел отметил, с каким почтением он говорил с д’Акорси, который имел репутацию опасного человека. И который этим утром убил здесь людей.
Д’Акорси держался крайне учтиво, тщательно объяснил, что произошло и почему он сделал это с помощью своих людей: чтобы избежать паники на базаре из-за появления городской стражи и не позволить корсарам заподозрить ловушку. Опасность для жителей города миновала, сказал он. А враг Батиары
