Шрифт:
Закладка:
В целом он был вполне доволен своим положением.
Опять-таки об этом он никому не расскажет, если когда-нибудь вернется домой.
В то утро, когда его вызвали во дворец патриарха, Курафи работал вместе со своими товарищами-переводчиками. Один был киндатом с мягкими манерами, второй – ученым-джадитом. Последний был ожесточенным стариком, который спасся из Сарантия. Они работали над большим проектом, мечтой ди Вигано, – словарем, который должен был связать три языка. Постепенно он начал получать удовольствие от этой работы, несмотря на то что тощий старик из Сарантия вел себя до невозможности высокомерно. Курафи говорили, что таково большинство этих людей, тех, кто приехал на запад после падения Золотого города. Этот человек, решил он, вероятно, был таким и прежде.
Стражники, отправленные за ним, даже не дали ибн Русаду времени, чтобы облачиться в соответствующие одежды. Когда Верховный патриарх Джада, высший священник солнечного бога, желает немедленного присутствия какого-то человека, этому человеку стоит поторопиться.
Курафи не бывал во дворце с тех пор, как его в первый раз привели сюда пираты – небритого, с пятнами соли на одежде – в качестве трофея. Он понятия не имел, зачем его вызывают сейчас.
Не то чтобы он боялся, но у жизни в плену, среди врагов, есть свои особенности, а его вызвали без предупреждения. События в большом мире могут изменить судьбу человека в положении Курафи, и редко в лучшую сторону, но он не знал, что именно могло произойти. Стражники, пришедшие за ним, были очень высокие, совершенно бесстрастные, с оружием. Они всегда носили оружие.
События того дня, которые начались очень далеко отсюда и только теперь докатились до Родиаса, действительно изменили его судьбу, хотя в то время нельзя было сказать, в лучшую или в худшую сторону. Курафи ибн Русад заплакал вскоре после того, как пришел в зал для приемов Верховного патриарха, чем поразил самого себя, потому что эти слезы не имели никакого отношения к его собственным обстоятельствам.
Они плыли вдоль побережья до глубокой гавани города Филонико, который принадлежал к владениям патриарха. Он располагался недалеко, но туда легче было добраться по морю. Они везли тело в гробу, а для трупов скорость имеет значение, хотя д’Акорси и велел обработать останки Зияра ибн Тихона, чтобы замедлить разложение, сопутствующее смерти.
Нельзя же преподнести Верховному патриарху в Родиасе гниющего, дурно пахнущего ашарита. А преподнести его хотелось, очень хотелось.
В Филонико чиновник порта, полный сознания собственной значительности, попытался задержать их для проверки и заполнения бумаг. Ления впервые увидела, как д’Акорси позволил себе проявить гнев – эффект был очень сильным. Когда портового чиновника известили о том, кто тот человек, который так его раздражает, он предпочел сразу же отложить в сторону все анкеты и платежи. Он непрерывно кланялся. Обливался потом.
Он также обеспечил их телегой с парной упряжкой для гроба и предоставил около двадцати лошадей, в которых они нуждались. Большое количество, наверное, это было нелегко, но д’Акорси взял на корабль именно столько людей. В море всегда существовала опасность встретить корсаров, даже у побережья Батиары, даже во время короткого плавания. На другом берегу Сересского моря, дальше к востоку, пираты из города Сеньян в Саврадии постоянно вызывали ярость купцов налетами на торговые суда. Люди из других городов не проявляли особого неудовольствия, если они доставляли неприятности купцам из Серессы.
Они жили в эпоху пиратства. Жизненный факт, с которым приходилось справляться по мере возможностей.
Ления и Рафел отчасти зарабатывали на жизнь таким способом. На «Серебряной струе» имелось шесть пушек. Большое количество для маленького судна. Купцы бесконечно решали, как безопаснее везти товары – по суше или по морю, но это нелегко было рассчитать. Стоимость страховки все время росла, как и ее необходимость.
Ления попросила смирного коня, и его ей дали. Она не боялась лошадей (не очень боялась), просто неуклюже держалась в седле и понимала, что поездка в Родиас будет тяжким испытанием для ее спины и ягодиц.
По дороге она обратила внимание, что у Фолько д’Акорси тоже болит спина. Это было заметно только тогда, когда он садился в седло и спешивался во время полуденных остановок или в конце дня. По гримасе боли, которую он пытался подавить. Жизнь военного, думала Ления, не может не оставить шрамов и боли, а правитель Акорси уже не молод.
Она сознавала, что он тоже наблюдал за ней, пока они ехали. Один раз им пришлось переправляться через весеннюю реку с быстрой, высокой водой, и ей это далось нелегко. Было достаточно сложно просто скакать верхом, не то что усидеть на плывущем коне. У Лении создалось впечатление, что Фолько ее оценивает, и это показалось ей несправедливым. Во-первых, она ни слова не сказала о том, что присоединится к его команде. Во-вторых, ясно дала понять, что не привыкла к лошадям!
Тем не менее д’Акорси оказался на удивление хорошим спутником. Несколько раз он придерживал коня, чтобы поравняться с ней и поговорить о местах, по которым они проезжали, о сражениях, которые произошли там или поблизости, о значении, какое имела эта местность, о важности для Родиаса того порта, из которого они только что выехали. О других вещах, существенных и неважных. Ления гадала, не пытается ли он таким образом добиться ее расположения. Гадала, почему он хочет, чтобы она присоединилась к его команде. Она думала, что есть роли, которые женщина может сыграть, задания, которые она может выполнить для военачальника, а мужчина нет. Возможно, убить кого-нибудь? Он видел, как она орудует ножами.
Она не знала, как бы чувствовала себя, если бы ей приказали убивать джадитов. Ее гнев, очень глубоко укоренившийся гнев, был направлен на других.
Не придавая этому значения, мимоходом, он отрегулировал ее стремена во дворе одной гостиницы, где они остановились поесть и заменить несколько лошадей. Потом, когда они снова сели в седла, показал ей, как использовать бедра и колени, чтобы одновременно управлять конем и облегчить путешествие верхом.
Это немного помогло, хотя мышцы ног все равно болели. Но, по крайней мере, погода была хорошая, и дорога в приличном состоянии. Это был важный для Родиаса маршрут к побережью.
Фолько д’Акорси редко улыбался, но когда улыбался, его лицо становилось совсем другим. Ления не могла вспомнить ни одного знакомого человека, который бы так резко менялся.