Волобуева сразу похорошела, будто произнесли имя любимого.

— Она всегда гостей назовет, извините за выра­жение, целую капеллу,—добавила соседка справа.

— А вы, вы у нее бываете?—спросила левая.

— Чего вы меня на «вы» тыкаете? — дернулась первая.

— Много из себя мните! — бросила левая.

— Ничего я не мну, — швырнула обратно правая.

— Когда приезжали грецкие артисты,—прервала Волобуева, — Червочкина в фойэ ошокировала меня с ног до головы.

— А вы крэвэток едали? — почему-то спросил я.

— Да, кушала, — внимательно посмотрела на меня Волобуева, как на кусок стекла, попавшего в сладкий творожок.

Я взглянул на Татьянку. Она радостно алела — чистая кровь безо всякой примеси молока. Ее взгляд прилип к Волобуевой.

Комната бурлила, как кипящий котел. В накипев­шей пене то там, то здесь появлялась богиня — моя Татьянка.

— Развлеки вон ту гостью.

Я посмотрел на молчаливую девушку и подумал — где же у женщин кончаются глаза?

— Вы так задумчивы... — начал было я.

— Женщина — это загадка, которая отгадывается только после свадьбы, — перебила меня девушка и по­казала зубы, розовые от губной помады.

— Ясно, — сказал я и решил, что ее лучше всего слушать, когда она молчит.

Дальше листать не имело смысла. Я налил себе холодной воды и залпом выпил. И налил еще, но вы­пить не успел — громко хлопнула дверь.

— Это кто ушел? — спросила Волобуева.

— Пустяки, — ответила Татьянка, — он работает троллейбусом.

Волобуева густо засмеялась, будто во рту налипло тесто. Спохватившись, засмеялись все, но чуть-чуть потоньше.

Татьянка смеялась грудным вкусным смехом буду­щей счастливой супруги. Широкие, мягкой линии плечи слегка колыхались. Грудь, будто отлитая из меди, скромно подрагивала. Стан, не талия, а стан, замер на могучих и нежных бедрах. Наверное, так смеялись богини до замужества.

Я смотрел на эту книгу и думал: «А нужно ли со­держание под такой великолепной обложкой? Да и кто будет его искать, очарованный золотым перепле­том? Буду любоваться за обедом, покажу приятелям и пройдусь вечерком по улице, чтобы встречные муж­чины выворачивали шею».

— Но я не собираю таких книг, — сказал я, ви­димо, вслух.

Все посмотрели на меня. Я встал и пошел к выходу.

— Куда же вы? — удивилась Волобуева.

— Пустяки, я тоже работаю бульдозером. На лестнице меня догнала Татьянка.

— Ты меня шокируешь! Куда ты уходишь?

— К старичку с ниткой.

— Знаю я этих старичков! — ревниво добавила она.

— Этих, Татьянка, ты не знаешь и знать никогда не будешь.

Я вышел на улицу. Ватными клочьями проноси­лись в голове обрывки нелепых мыслей, грустные, как старинные вальсы. До закрытия магазина оставался час. Я успею. Старичок, наверное, склевал не одну книжку.

Вот приду в магазин и спрошу: «Старичок, почему ты не Татьянка-богиня, а всего-навсего — человек?»

Кулинарный рецепт

Мужчин здесь нет? И не надо. Им наша кулинария ни к чему. Тогда слушайте рецепт. Я вас на­учу — это очень просто.

Возьмите стакан натуральной сметаны, из мага­зина. Тщательно перемешайте ее между собой...

Кстати, о магазинах. Муж говорит мне: «Что ты все «бакалея» да «галантерея»? Давай сходим в Эр­митаж». А я ему собственный афоризм: «Пассаж — вот мой Эрмитаж». Ходили мы в Филармонию. Мне сказали: когда слушаешь музыку, то надо смотреть не на музыкантов, а на пол. Смотрела — ничего особен­ного.

Так вот, положите в сметану ложечку сахара, пе­ремешайте его между сметаной до состояния полной невесомости...

Он мне и говорит: «Люди, мол, космосом интере­суются». Космосом?! А люди замужем были?! То-то!

Значит, перемешайте все и добавьте на кончике ножа ванили... или молотого перца... не помню... вот память-то стала, боже мой...

Кстати, о боге. Есть ли он, не знаю, но после за­мужества, скажу точно, — черт существует.

Уксусу вы добавили? Вот теперь надо все переме­шать, а раньше не надо было мешать. Да и теперь не надо, а начинайте прямо взбивать до василькового цвета...

А ведь он тоже начинал с цветов. Поднес мне буке­тик, я и развесила уши. Очень даже стоит подарить девушке три-четыре букетика цветов, чтобы она потом всю жизнь лепила ему фрикадельки.

Когда взбитая масса увеличится в пять раз, то, помешивая, влейте тонкой струей малиновый сироп или полстакана подсолнечного масла. Много жиров не надо — они полнят...

Вчера он меня осмотрел вдоль, поперек и по диаго­нали, а потом и стал рассуждать, что якобы то ли Гюго сказал Дюме, то ли Дюма сказал Гюге насчет женского скелета. А я так скажу: конечно, чтобы по­разить мужчину, можно выучить два языка или овла­деть кибернетикой. Но проще купить парик.

Мяса, значит, положили...

Ха! Мужчины! Я вот прожила со своим всю жизнь и вдруг обнаружила, что ему, кроме мяса, ничего не нужно. Это еще хорошо. Есть мужья, которые просят рыбы. Мой хочет есть мясо, а сам кричит: «Принци­пиальность, принципиальность!» И дураку известно, что принципиальность не каждому по средствам.

Итак, лавровый лист мы положили. Теперь возь­мите десяток яиц, отделите желтки от белков, затем их тщательно перемешайте и влейте в массу. Если лавровый лист покраснеет, то, значит, у вас произо­шла какая-то реакция. Теперь бейте до куполообраз­ного состояния...

Недавно купил мне шляпку куполом, как цирк шапито. Говорит: «Носи, ты в ней таинственная, как ревизия». А я так скажу: если у тебя нет таинствен­ного взгляда, то и дуршлаг на голове не поможет.

Чего мы еще не клали? Чесночку. Потолките го­ловки три и вбейте в массу. Поставьте на огонь и про­кипятите. Не забудьте посолить и заправить мукой. Влейте туда стакан коньяку для чувства современ­ности...

«Ты, — говорит, — несовременна, как комод. Ни песен современных в тебе, ни танцев стильных». По­чему же, милый, не умею? Приоткрой-ка ушки. Поче­му же, милый, не умею? Чуть-чуть подвинься. Плохо, да? А когда после работы я одной ногой в магазине, другой в прачечной; одной рукой в раковине, другой в ванной, а голова моя лежит в парикмахерской — знаешь, какой современный твист получается?!

Горчицы мы не клали? И олифы не лили? А какой это рецепт я вам даю? Ну, это не важно... А, вспо­мнила! Это шпаклевка для ремонта квартиры. Если она не будет шпаклевать,