— Ну, видите ли, вы раскалываете свою душу, — сказал Слизнорт, — и прячете часть ее в объект, находящийся вне вашего тела. После этого, если на тело кто-либо нападет или даже уничтожит его, вы все равно умереть не можете, поскольку часть вашей души остается привязанной к земле, неповрежденной. Правда, существовать в подобной форме… Слизнорт поморщился.

Альбус вспомнил крики превращенного в дерево Горация. Вероятно, в виде дерева ты всё же страдал сильнее. Но в одном я могу тебя утешить — это было недолго.

— Немногие согласились бы на это, Том, очень немногие. Смерть могла бы казаться куда более предпочтительной.

Да, Геллерту хватило ума с этим не связываться даже в 1945 году, когда уже любому было понятно, чем всё для него кончится.

Но Альбус переоценил Реддла. Владевшая Томом жажда узнать как можно больше была теперь видна невооруженным глазом; на лице его появилось выражение алчности, он уже не мог скрывать свое вожделение.

— Но как же раскалывается душа?

— Что ж, — ответил, поежившись, Слизнорт, — вы должны понимать, что душа мыслится как нечто неповрежденное, целостное. Расколоть ее — значит совершить противное природе насилие.

Не совсем. Надо набрать определённое количество эрегху. Индивидуальное для каждого. Она будет как взрывчатка. Потом нужно сфокусировать эрегху через внешнюю призму, как искра, лучше всего подойдёт ритуал с человеческим жертвоприношением. Хотя, если эрегху очень много, то возможно хватит и простого убийства.

— Но как его совершить? — Спросил Том.

— Посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства. Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к собственной выгоде: он заключает оторванную часть души… — говорил Гораций.

— Заключает? Как?

— Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нем, я его не знаю! — ответил Слизнорт, встряхивая головой, точно старый слон, которого одолели москиты.

Врёшь. Знаешь, ты сам спрашивал меня про эту книгу. Хотя за ложь я тебя не виню.

— Разве я похож на человека, который опробовал его? На убийцу?

— Нет, сэр, разумеется, нет, — поспешно сказал Реддл. — Простите, я не хотел вас обидеть.

— Что вы, что вы, какие обиды, — хмуро откликнулся Слизнорт.

Интересно, Слизнорт побоялся сказать лишнего или побоялся наказания?

— Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определенного калибра эта сторона магии всегда была притягательной.

Бессмертие… Как много в этом слове… Для слишком умных или слишком глупых. Когда-то Альбус спросил у Фламеля, почему тот не делится с людьми своим творением? Тот ответил: «Зачем человеку тысячи лет, если он никак не может использовать даже один век?»

— Да, сэр, — сказал Реддл. — Я, правда, одного не понимаю… Мне просто любопытно, много ли проку от одного-единственного крестража?

Альбус вернулся к реальности и приготовился слушать. Сколько ты хочешь крестражей, Том? 13? 666? 1926, как год твоего рождения?

— Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь — не самое могучее магическое число и разве семь… — начал Том, но его прервали.

Семь? Банально. Три измерения пространства плюс четыре стороны света, не зря ты ходил на нумерологию.

— Клянусь бородой Мерлина, Том! — возопил Слизнорт. — Семь! Неужели мысль об убийстве даже одного человека и без того недостаточно дурна? Да и в любом случае… разделить душу надвое — уже плохо, но разорвать ее на семь кусков!

Теперь Слизнорт выглядел совсем растревоженным, он смотрел на Реддла так, словно никогда прежде его не видел, и Альбус понимал — Слизнорт сожалеет о том, что вообще ввязался в этот разговор и понимает, что Том не просто так это спросил. И что прежнего доверия к Тому у него уже никогда не будет.

— Разумеется, — пробормотал он, — наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное…

— Да, сэр, конечно, — поспешно ответил Реддл.

— И все-таки, Том, сохраните сказанное мной в тайне, ну то есть тему нашего разговора. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится.

Он даже знает кому… Не говоря про Отдел Тайн…

— Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счет Дамблдор, — продолжил Гораций.

Видимо, недостаточно лютую…

— Никому ни единого слова, сэр, — пообещал Реддл и покинул кабинет профессора, однако Альбусу удалось мельком увидеть его лицо, наполненное тем же безумным счастьем, какое отразилось на нем, когда он пришёл к нему в приют и Реддл впервые узнал, что он волшебник, счастьем, которое словно изменяло его внешность, делая его черты менее человечными.

Менее человечными? Внутренний резонанс? У Тома был как минимум один крестраж к этому времени? Как же он проглядел? Он же следил за ним!

Альбус начал возвращаться в реальность. Что, всё?

Гораций, ты ни слова не сказал о нашей беседе? О самом ритуале изготовления крестража? Вероятно, я тебя слишком сильно испугал в тот раз.

Странно. Гораций так сильно этого стыдился, что можно было подумать он Тому ассистировал или хотя бы конспект ритуала подарил, перевязанный ленточкой. Возможно, кого-то бы охладили слова Горация. Но явно не Тома…

Альбус одновременно с Северусом вынырнул из воспоминаний.

— Благодарю тебя, Северус, — негромко сказал Дамблдор. — Я уже очень давно питал надежду заполучить это свидетельство, — начал Дамблдор. — Оно подтверждает мою теорию о Томе Реддле. И нам с тобой нужно серьёзно поговорить.

Альбус сел поудобнее за свой стол и начал думать.

Вот мы берем слиток золота и делим его пополам. Потом ещё раз и ещё. И у нас по-прежнему золото. Вот мы доходим до атома золота и делим его пополам. Но то, что получилось — это уже не золото, это уже другие химические элементы.

Страшно об этом подумать, но если действительно так делать, на каком делении души полученный результат перестанет быть душой? Каков естественный предел числа крестражей, на сколько частей можно поделить человеческую душу? Явно меньше десяти делений пополам, причём каждое деление будет всё сложнее, болезненнее и опаснее. Должен существовать предел делений души, предел числа крестражей. Вполне возможно, что Тому не удалось сделать все семь крестражей.

Он