Ему попало, конечно, но не очень. За Квазика заступился Алешкин. Все хорошо, что хорошо кончается, и Алешкин в какой-то мере был даже доволен. По вине Квазика ТУБ сумел показать себя с самой лучшей стороны. История получила огласку, популярность ТУБа росла. Росла и его известность в пределах Космогородка.

Это было хорошо. И плохо… Следовало ожидать Инспектора комиссии по Кибернетике. Алешкин к этому был готов.

И вдруг ТУБ начал падать…

8

Он не падал на ровном месте.

Пока он ходил по двору, по коридорам школы, по узким дорожкам оранжереи — все шло хорошо.

Он падал только на лестнице.

Ни с того ни с сего… и вдруг сто пятьдесят килограммов метапластика с грохотом катились по лестнице, оставляя на ступеньках выбоины.

Алешкин знал, что в нормальной обстановке, в нормальных условиях ТУБ не падает никогда. Слишком много устройств надежно следит за его равновесием, чтобы сбить с ног, нужно, по меньшей мере, ударить его бульдозером.

— Почему ты упал? — расспрашивал его Алешкин.

ТУБ показывал на ступеньки лестницы:

— …запнулся…

— Но как ты мог запнуться, ступенька гладкая?

Вот этого ТУБ объяснить не мог.

Алешкин проверил автощетки, выскакивающие из-под ступенек. Нет, зацепиться за них ногой, чтобы упасть, было невозможно. Тем более такой махине, как ТУБ. Алешкин забрался под лестницу, проверил все механизмы автощеток — там тоже все было в порядке.

Может быть, подводила поврежденная нога?

Он забрал ТУБа домой, долго и тщательно проверял функциональную проводку и тоже ничего не нашел. Если повреждение и есть, то оно находится где-то в командных цепях киберлогики, но об этом Алешкин не хотел даже и думать. В киберлогику ему дороги не было. Он вернулся с ТУБом в школу и целый день гонял его по лестнице. Вверх!.. Вниз!.. А сам следил за его ногами. За все время испытаний тот ни разу не ступил неуверенно, даже ни разу не покачнулся.

Алешкин приказал ему всегда придерживаться за перила лестницы. Это был далеко не лучший выход из трудного положения, но ничего другого придумать он не мог. Он понимал, что над ТУБом повисла угроза — с поврежденными цепями киберлогики работать он не может, тем более в школе.

Бухов вызвал Алешкина по видео.

— Что это твоя уборщица на лестницах падает?

— Кто тебе сказал?

— Сынок сообщил.

— Уже успел.

— А что, неверно?

Алешкин помолчал.

Ему очень не хотелось говорить Бухову о своих подозрениях, в конце концов начальник техслужбы Космодрома в первую очередь отвечал бы за выдачу в эксплуатацию списанного робота.

Бухов его понял.

— Знаешь, — сказал он с обидой, — а ведь мы с тобой вместе еще на Венеру летали.

И тогда Алешкину стало стыдно.

— Падает, — вздохнул он. — Все исправно, а падает.

— Значит, киберлогика?

— Не похоже. А то я и сам бы от него отказался… Проверить не могу, тестер нужен, с обратной связью. Не смог бы достать?

— Что ты, это же контрольный прибор, сам знаешь. Только на заводе. А что я им скажу?

Алешкин понимал, вопрос оставили пока открытым. ТУБ ходил по лестницам, держась за перила. Настроение в школе было тревожным, выжидающим.

Так прошло еще несколько дней. Без происшествий.

На этот раз ТУБ упал уже не в школе. Он упал в оранжерее.

Вход в оранжерею находился под окнами комнаты преподавателей. Кабинет директора был рядом. Алешкин услыхал знакомый грохот, как будто по ступенькам скатился пустой грузовой контейнер.

Расстроенный, он тут же прибыл на место происшествия.

От дверей в оранжерею вели всего четыре ступеньки, просторные и широкие — на них не мог бы упасть и ребенок. Но ТУБ упал.

— Почему ты не удержался за дверь? — спросил Алешкин.

ТУБ стоял как обычно, опустив руки и доверчиво уставившись голубыми немигающими огоньками видеоэкранов. Он молчал. Он был вымазан землей и чем-то зеленым, непонятным… У ног его валялся разбитый цветочный горшок. От редкостного английского кактуса осталась кучка зеленоватых слизистых хлопьев.

«Вот почему он не удержался, бедняга, руки у него были заняты, он нес кактус».

Надо отдать должное Евгении Всеволодовне, она стойко перенесла случившееся. Она пошевелила ногой остатки знаменитого кактуса и, не сказав ни слова, пошла прочь, в глубину оранжереи.

Конечно, Космика была уже здесь.

Она тоже понимала величину беды, и в то же время хотела заступиться за своего незадачливого друга.

— Он же не нарочно, — заявила она. — Он, наверное, и сам ушибся.

— Иди за мной, ТУБ! — сказал Алешкин.

— Ему попадет?

— Нет, не попадет.

Не мог же Алешкин сказать ей горькую правду о будущем неисправного робота.

В дверях оранжереи показался Квазик.

Вид у него был довольный, и Алешкин догадался почему.

«Вот кто обрадуется, если ТУБа уберут из школы. И как он только догадался, что здесь что-то произошло?..»

Квазик спустился к Космике.

— Опять этот комод завалился! Я же говорю, что нельзя его в школе держать. Ненормальный он, еще задавит кого-нибудь.

— Уйди с моих глаз! — сказала Космика.

9

Теперь ТУБ стоял дома у Алешкина.

Отправить к Бухову, чтобы тот отослал его вместе с актом на завод, Алешкин просто не мог. Настроение у него было препротивное. Он ругал себя и не мог понять, что привязывало его к этой неодушевленной конструкции. «Язычество какое-то, идолопоклонство!» — ворчал Алешкин, но легче ему не становилось.

А тут приехала Мей.

Он ничего не сообщал ей про ТУБа. Вначале хотел сделать ей сюрприз, а потом вообще нечего было сообщать… Конечно, она ждала его там, в Эдинбурге, у родных, он же обещал приехать на несколько дней. Он бы и приехал, но тут как раз ТУБ начал падать…

Алешкин увидел Мей из окна, когда она уже свернула с аллеи к коттеджу. Строгая и насупившаяся… и такая милая, и он смотрел в окно на нее радостно и взволнованно. Он знал, что сейчас она скажет, и заранее во всем соглашался: да, да! он такой невнимательный, он никогда о ней не подумает… и он будет молча и с улыбкой слушать все ее обвиняющие слова, такие ласковые от английского произношения…

Она уже подошла к подъезду, он потерял ее из виду. Сейчас она поднимается на крыльцо, и ее встретит ТУБ…

Он услыхал удивленное восклицание, быстрый разговор на английском языке — когда Мей волновалась или радовалась, она всегда переходила на родной английский язык…

Тихий коттедж вскоре наполнился звуками — плеском воды, гудом пылесоса, скрипом передвигаемой мебели. Конечно, они неряхи… На кухне у них грязь… Как только они тут жили?..