Алешкин поставил на место контрольную крышку.

— Хрипеть ты, конечно, будешь. Тебе, по-настоящему, говорители нужно новые поставить. А у меня их нет. И нигде нет, только на заводе. А вот на завод нам с тобой показываться пока нельзя… Ну ничего, тебе не петь. И хромать будешь, тут я тоже ничего поделать не могу. Ногу тебе нужно новую, понял?

— …понял…

— Но держишься ты крепко. И биоблокировка у тебя работает, а это главное… Хотя, милый мой, главное для тебя еще будет впереди. Наша Евгения Всеволодовна технику не любит, вот это главное. Женщина она, понял?

— …понял… женщина… — сказал ТУБ.

— Вот как? — усомнился Алешкин. — А что же ты понял?

По паузе он догадался, что киберлогика ТУБа опять включила блоки условных понятий.

— …о женщины… ничтожество вам имя…

— Вот это да! — опешил Алешкин. — Ай-да программисты! Слушай, ты этого Евгении Всеволодовне не скажи. Она, как я знаю, хотя Шекспира и любит, но после такой цитаты ты вряд ли ей понравишься. А мне нужно, чтобы ты ей понравился, понял?

— …нужно понравиться… — хрипнул ТУБ.

— Вот именно. Тогда все будет хорошо. Ох, боюсь я за тебя, ТУБ. Давай-ка я твою голову еще от копоти очищу.

Пока Алешкин чистил и мыл ТУБа, наступил вечер.

Но откладывать встречу с Евгенией Всеволодовной у него уже не хватило терпения.

— Садись в машину! — сказал он.

5

Космика собиралась ложиться спать.

Она уже разделась и сидела на стуле, болтая ножками, дожидаясь, когда Евгения Всеволодовна приготовит ей постель.

Бабушку свою Космика сокращенно называла «б'уш»…

— Скажи, б'уш, у меня всегда такое брюхо будет?

И Космика похлопала ладошками себя по голому животику.

— Какое брюхо?

— Ну живот, видишь, какой толстый. Никакой фигуры нет.

— А какую тебе нужно фигуру?

— Вот такую… — Космика показала руками. — Как у нашей хореографички. Чтобы — красивая. Я хочу всем нравиться.

— Ты мне и такая нравишься.

— Тебе — это не считается. Я хочу другим нравиться. Чтобы за мной ухаживали. Как за хореографичкой.

Евгения Всеволодовна искоса взглянула на Космику.

— Знаешь, посмотри-ка там, который час?

— И смотреть нечего. Сейчас ложусь.

Она слезла со стула, забралась под одеяло и закинула ручонки за голову. Некоторое время разглядывала потолок, зевнула.

— Б'уш, ты опять мне гипнопедию ночью включишь?

— А что?

— Надоела мне твоя гипнопедия.

— Должна же ты знать иностранные языки. Французский ты знаешь. Теперь должна выучить английский.

— Не интересно во сне учить. Ложусь спать и не знаю, как по-английски «стол». А просыпаюсь и уже знаю: «тейбл». Скучно.

Она повернулась на бок и положила под щеку сложенные ладошки.

— Ладно уж, я сейчас засну, только ты сразу не включай. Может быть, я сон какой-нибудь интересный успею посмотреть.

Евгения Всеволодовна в задумчивости постояла над кроваткой, посмотрела на засыпающую Космику, покачала головой, вздохнула и направилась в свою оранжерею проверить молодые саженцы и установить температуру на ночь…

Алешкин своего «Кентавра» оставил на улице. Вместе с ТУБом он подошел к оранжерее, но спустился в нее пока один.

На него пахнуло теплым влажным воздухом. Автощетки высунулись из-под ступенек и быстро обмели ему ботинки. Евгения Всеволодовна боялась не пыли, а посторонней цветочной пыльцы, которую могли случайно занести с улицы и тем самым испортить всю ее отборочную селекцию.

Она встретила Алешкина возле дверей.

— Смотрите, какая прелесть! — сказала она.

На деревянной скамеечке стоял большой цветочный горшок, из которого торчал здоровенный зеленый шар, унизанный длинными рубиновыми колючками.

— Красавец, не правда ли?

Алешкин решил согласиться.

— Из Англии получила, из ботанического сада. Ваша милая Мей помогла мне его достать. Гибридный кактус — не буду называть по-латыни, и длинно, и не поймете. Редкость у нас. Скоро зацветет… Но вы ко мне зачем-то за другим, конечно?

— Да. И я не один.

Евгения Всеволодовна с готовностью повернулась к дверям. Вздрогнула и отступила на шаг.

— Мой бог! — сказала она.

Конечно, это был тот же Шекспир, но здесь он совсем не понравился Алешкину.

— Не пугайтесь, — сказал он мягко. — Это же обыкновенный ТУБ.

Широкоплечая прямоугольная фигура закрывала весь просвет дверей. Евгения Всеволодовна до этого встречалась с ТУБами только по телевидению и относилась к ним, как и ко многим техническим новинкам, с предубеждением, считая их чем-то вроде заводных кукол — игрушек.

— Не то чтобы я их боялась, — сказала она. — Просто эта подделка под человека вызывает у меня неприязнь.

— Жаль… Мне так хотелось, чтобы эта подделка вам хоть чуточку бы понравилась.

— Зачем?

— Так, — уклонился Алешкин. — Нужно же привыкать к ним когда-нибудь. Ведь это наши будущие помощники.

— Думаю, это произойдет не скоро.

— Кто знает… Можно, я приглашу его спуститься сюда?

Евгения Всеволодовна пригляделась к Алешкину. Помолчала.

— Он ничего не сломает, надеюсь.

— Нет. Он более безопасный посетитель, чем я. Иди сюда, ТУБ!

Евгения Всеволодовна чуть вздрогнула, когда коричневая махина переступала порог и спустилась по лестнице.

— Познакомься, ТУБ! Это — Евгения Всеволодовна.

— …здравствуйте…

ТУБ сделал еще шаг и протянул руку. Алешкин смутился вначале от такой навязчивой невежливости ТУБа, и тут разглядел в его руке цветок.

— Что это? — удивилась Евгения Всеволодовна.

Сказать правду, Алешкин удивился цветку больше, чем она. А он-то считал, что знает пределы сообразительности ТУБа. Ай да программисты! Ну и молодцы…

— Он просто дарит вам цветок… и знаете, Евгения Всеволодовна, это не инсценировка, поверьте. Я здесь ни при чем, хотя мне и стыдно в этом признаться. Я только сказал, что мне хотелось, чтобы он вам понравился. А в его программу, очевидно, заложили, что женщинам дарят цветы. И он сорвал этот цветок еще дома, перед тем как нам поехать сюда. Клянусь Ганимедом, это так.

Евгения Всеволодовна осторожно приняла цветок. Она прикоснулась к руке ТУБа и удивилась невольно — пальцы его были теплые.

— Спасибо! — сказала она. — Спасибо, ТУБ… Да, это цветок из вашего садика. Я сама давала саженцы Мей. Лилия — лидиум кандидум.

Алешкин раздумывал, как дальше вести разговор, и тут Евгения Всеволодовна помогла ему сама.

— Так зачем же вы его ко мне привели?

— А вы не догадываетесь?

— Ничуть.

— Ну… у нас же ушла Виктория Олеговна.

Вот только сейчас Евгения Всеволодовна испугалась по-настоящему.

— Вы сошли с ума, Алешкин! Вы забыли, что у нас дети.

— Вот о них я только и думал все эти дни. Если бы не наши детки, я бы за него не беспокоился. Да, да, я беспокоился только за него. Он безопасен, он никому не причинит вреда, не наступит на ногу, не толкнет. Он так сконструирован. У него две ступени биозащиты…

— Вы