* * *

Вечером Георг Бернхард, бывший главный редактор газеты «Воссише Цайтунг», устраивает на своей вилле большой прием с домашним концертом. Среди гостей – граф Гарри Кесслер и Генрих Манн. Как Кесслер и Манн, Бернхард – один из убежденных сторонников примирения с Францией. Уже только поэтому – и потому, что он еврей, – с ним борются немецкие националисты. Он сделал «Воссише Цайтунг» одной из самых влиятельных и важных газет страны. Но в 1930 году он поссорился с издателями, братьями Ульштайн, и был вынужден уйти из редакции. С тех пор он работает лоббистом в экономическом союзе, но по-прежнему обладает отличными политическими связями. Вечерний прием у него дома – это всегда еще и возможность обменяться новостями.

На подобные вечера Генрих Манн ходит один, без Нелли Крёгер. Бернхард приглашает иностранных дипломатов и некоторых либеральных политиков, отправленных нацистами в отставку. Настроение ужасно подавленное. Всего три недели назад многие из гостей были на Балу прессы в залах Зоопарка, вместе выпивали и болтали. Конечно, в тот момент их волновала отставка Шлейхера. Подобная смена власти могла иметь последствия для их работы, но таковы правила игры в демократию: то ты в правительстве, то в оппозиции. Но в конечном счете это мало что меняет. Они чувствовали себя уверенно и считали себя компетентными: в конце концов, они были в числе тех, кто принимал решения в государстве.

Но теперь с этим покончено. Земля уходит из-под ног. Для некоторых из присутствующих прием у Бернхарда станет последним в Берлине. Они уже собрали чемоданы и купили билеты, но верят, что за границей им придется пробыть совсем чуть-чуть, ведь Гитлеру осталось недолго. Просто в данный момент ситуация слишком запутанная, и лучше уехать.

Главная тема для обсуждения – скорость, с которой национал-социалисты подчиняют себе администрацию и полицию и заменяют руководящие кадры. От последних решений многие теряют дар речи. Они пытаются успокоить себя, что приказ Геринга об открытии огня, вероятно, направлен в первую очередь против коммунистов, а не против гражданских группировок. Но для такого распоряжения нет никакой правовой основы, и он, несомненно, незаконен, что, однако, ужасающим образом не имеет никаких последствий.

Среди гостей присутствует Вильгельм Абегг, некогда занимавший пост государственного секретаря в прусском Министерстве внутренних дел. Почти два года назад Генрих Манн и Вильгельм Херцог у него в кабинете просили решительнее действовать против Гитлера и уличного террора. С тех пор Абегга успели снять с должности, и полиция, великолепно подготовленная и оснащенная, плод его трудов, теперь подчиняется Герингу. У Абегга, конечно, остаются доверенные лица в министерстве, которые тайно снабжают его информацией. И эти сведения поразительны, даже невероятны. Национал-социалисты планируют кровавую резню, сообщает он графу Гарри Кесслеру и Генриху Манну. Уже составлены и распространены «черные списки», по которым будут проводиться аресты и систематические убийства. Вероятно, нацисты, как сообщают Абеггу, начнут действовать незадолго до выборов 5 марта или сразу после них. Абегг очень серьезно относится к этим сведениям. Он каждую ночь меняет адреса, чтобы избежать ареста, и планирует в ближайшее время уехать в Швейцарию. По его словам, нет смысла погибать здесь, в Берлине. Графу Кесслеру стоит быть осторожнее. Он также настоятельно предостерегает Генриха Манна.

Некоторые из гостей расспрашивают Генриха Манна о трагической встрече в Академии в прошлую среду. Газеты активно комментировали отставку Манна, об этом событии знает весь город.

Но Генрих Манн не может рассказать им ничего нового: он даже не присутствовал на встрече. Слушает и французский посол Андре Франсуа-Понсе. Его официальная резиденция находится на Паризерплац, прямо напротив здания Академии. И хотя Манн пытается отмахнуться от своего ухода из Академии как от незначительного события, Франсуа-Понсе реагирует очень серьезно: «Если вы окажетесь на Паризерплац, – говорит он Манну, – мой дом открыт для вас». Намек понятен: Франсуа-Понсе считает, что Генрих Манн в такой опасности, что предлагает ему убежище у себя в посольстве в случае непредвиденных обстоятельств.

* * *

В Эрфурте около полуночи двое бойцов СА вступают в спор с двумя коммунистами и открывают стрельбу. Один из коммунистов погибает на месте, другого с тяжелыми ранениями доставляют в больницу.

В Остхофене близ Вормса около 250 национал-социалистов нападают на группу из 12–15 членов «Рейхсбаннера». Пять человек тяжело ранены, один ребенок застрелен.

Пройдите к кассе!

Понедельник, 20 февраля

Издатель Виланд Херцфельде срочно просит графа Гарри Кесслера о личной встрече. Они знакомы еще со времен войны, Херцфельде был тогда совсем юным солдатом. Никто никогда не сомневался, что он коммунист, и графа это никогда особенно не беспокоило. С того дня, как Гитлера назначили рейхсканцлером, Херцфельде больше не ночует дома. Он один из немногих, кто сразу осознал, на что способны нацисты, стоит только власти оказаться у них в руках. Налет отряда СА на квартиру и ателье Джорджа Гроса, одного из самых важных художников издательства Херцфельде, сразу после захвата власти Гитлером подтвердили его опасения.

Херцфельде располагает информацией, которая как нельзя точно вписывается в то, что граф Кесслер узнал вчера от бывшего госсекретаря Абегга. Информатор из СА сообщил, что нацисты планируют разыграть фиктивное покушение на Гитлера. Покушение – которое Гитлер, разумеется, переживет без потерь – станет сигналом и оправданием кровавой резни, которую нацисты намерены устроить своим противникам. Эту информацию подтверждает и якобы подслушанный разговор между шефом СА Рёмом и Гитлером. Херцфельде считает, что план нужно как можно скорее предать огласке, в том числе и в иностранной прессе. По его мнению, это лучший способ помешать запланированному. Помочь в этом должен граф Кесслер с его международными связями. Как только всем станет известно, что замышляют нацисты, им уже не будет смысла реализовывать этот план.

* * *

У Оскара Лёрке сдают нервы, он на пределе. Весь вчерашний день он нервничал и пытался отвлечь себя работой. На сегодня в Академии назначены писательские прения по поводу ухода Генриха Манна (а если называть вещи своими именами – по поводу его исключения). Лёрке ненавидит подобные политические конфликты: они делают его беспомощным, у него и без того нет сил заниматься подобными вещами. Но одно ему ясно: разобщенный писательский отдел по-прежнему в опасности. У такого нацистского министра, как Руст, не хватит на него терпения. Если дискуссия закончится декларацией лояльности Генриху Манну или даже открытой критикой действий Руста, тот закроет отдел