Процесс объединения боевых возможностей Великороссии запускается в момент окончательного угасания средневековых порядков при сыновьях Александра Невского: Андрее (1264–1304), Дмитрии (1250–1294) и Данииле (1263–1303). Их достаточно ожесточенные столкновения в 1281–1293 гг. стали преддверием будущей консолидации русских сил и определили расстановку позиций каждого из наиболее важных в последующие 150 лет земель-княжений. Самым значимым результатом этого противоборства, в котором участвовали и татарские отряды, стало достаточно быстрое угасание положения Владимира в качестве центра Северо-Западных земель. Древняя столица на Клязьме уходит в прошлое вместе с той Русью, которая не могла стать центром общего сопротивления ордынскому нашествию, и порядками, ей свойственными. Энергичные молодые конкуренты, среди которых на первые роли уже скоро выходят Москва и Тверь, – это уже действующие лица новой эпохи в истории российской государственности. Их значение определяется более выгодным географическим положением, активной политикой княжеских домов, позицией и проповедью Русской церкви.

В последующие десятилетия именно Москва и Тверь становятся главными соперниками за то, чтобы возглавить объективный процесс объединения. Начинается новый – объединительный – этап развития русской государственности: «Со смертью Андрея Александровича умерла целая эпоха. По-видимому, закончилась крайняя, свинцово-мрачная безнадежность, в которой русские правители как будто утратили всякие ориентиры. Завершилась эпоха хаоса, разъединенности, раздробленности, слабосильных стремлений, военной неподготовленности и беспомощности. Слабость Руси XIII столетия была вызвана не столько внешними факторами или так называемым татарским игом, сколько преступным консерватизмом, органически присущим правившим княжеским родам, вопиющей бездарностью большинства князей, их нежеланием и неспособностью изменить устаревший, трещавший по всем швам порядок»[192].

Со стороны Москвы наиболее решительные события в деле концентрации военных и экономических возможностей Великороссии приходятся на время правления младшего сына и внуков Александра Невского [великих князей Даниила Александровича и его сыновей – Юрия и Ивана (Калиты) Даниловичей], когда, «разрушая старые традиции, эта сила пошла против преобладавшего движения северной жизни к дроблению и начала „обратное дело“ собирания частей верхневолжской Руси в новое целое»[193]. К завершению деятельности Ивана Калиты московское княжение уже уверенно стоит на ногах, и два его сына – Семен Гордый и Иван Красный – завершают подготовительную работу, прежде чем передать дело в руки прославленного победой на Куликовом поле Дмитрия Донского. Период, связанный с именем этого правителя, ознаменован в нашей истории событиями противоречивыми: одной стороны, именно тогда была одержана первая крупная победа над силами Орды, а с другой, Москва подверглась в 1382 г. разорению войском Тохтамыша, от нашествия которого сам Великий князь скрылся в Костроме, и впервые возник серьезный конфликт между митрополитом и московским княжеским домом. Тогда заканчивается первый этап развития русской государственности в новых исторических и географических условиях, вслед за которым наступает переходный период испытаний, пришедшийся на правление в Москве Великого князя Василия I Дмитриевича [1371 (правит с 1389) – 1425].

Тверская земля-княжение становится опорой близких родственников Даниловичей (потомков Ярослава Ярославича – младшего брата Александра Невского). Самый известный из них – Михаил Ярославич (1271–1318), столкнувшийся с Москвой в прямом военном противостоянии 1317 г. и вскоре после этого мученически закончивший свои дни в Орде, будучи казненным по приказу хана Узбека. На первоначальном этапе географическое положение Твери, авторитет ее князей и сила городской общины позволяют этой земле-княжению вести политику, которая по прошествии столетий рассматривается историками как конкуренция с Москвой за лидерство. Сложно сказать, какие события стали высшей точкой этой конкуренции, однако уже в 1360-е гг. тверской великий князь Михаил Александрович (1333–1399) не строит своих военных планов без опоры на силы зятя – литовского князя Ольгерда (ок. 1296–1377).

На протяжении первых десятилетий новой русской государственности завершается то, что Джон Феннел определил как «кризис средневековой Руси», и создается материальная основа для ее полноценного возрождения в новых внешнеполитических условиях и с новыми силами. Формируется окончательно главный принцип «московской» стратегии – внешнеполитические достижения должны служить внутренним задачам (единству), политические цели развития государства преобладают над конкретным военным планированием и определяют использование военной силы. Войны ведутся уже не для славы князя или процветания отдельных городских общин, хотя второй фактор и сохраняет свое значение, а в более широком контексте становления русского государства и интересов населения, все более активно стекающегося в междуречье Волги и Оки.

Современный историк пишет: «Политика Московских князей, ломая прежние удельные рамки, шла вслед за колонизационным продвижением широких масс населения, интересы которых в этом отношении совпадали с династическими устремлениями московских Даниловичей»[194]. Причины того, что именно Москва шаг за шагом вышла на первое место в русской внутренней политике, множественны. Это уже рассмотренные нами вопросы географического положения, провидческая воля высших иерархов православной церкви, особый семейный дух московского княжеского рода. Однако в совокупности все эти факторы вели к тому, что единство интересов русского народа получает свое материальное воплощение в деятельности этой ветви потомков Александра Невского.

Дополнительное свидетельство – качественный рост значения Церкви и духовной жизни, о котором мы более подробно поговорим в следующей главе. Внешнеполитические обстоятельства приводят к тому, что цели существования русской государственности впервые становятся общенародными, даже если никто их в таком качестве не формулирует. В условиях борьбы за необходимые для внешней политики ресурсы происходят важнейшие внутриполитические изменения в самой организации русского общества. И если соперничество между городскими общинами уходит своими корнями в древнерусский период нашей истории, то теперь на первый план выходит и новый тип отношений между княжескими родами. По определению С. М. Соловьева, уже в конце XIII столетия «место родовых споров между князьями заступило соперничество по праву силы» – главным вопросом было не кто прав по обычаю, а кто сильнее[195]. Первыми актами такого соперничества стали походы московского удельного князя Даниила Александровича на завоевание, успешное, Переяславля Рязанского (1302) и Коломны (1300), а его сына Юрия двумя годами позже – на другое соседнее княжество, Можайское, хотя существует убедительная версия о его присоединении еще в 1293 г.[196].

Присоединение Коломны имело большое стратегическое значение в отношениях с Ордой – теперь у «вооруженной Великороссии» появляется форпост, куда будут на протяжении следующих столетий выдвигаться силы русских земель в случае военной грозы с Востока. Можайск, в свою очередь, становится передовым пунктом на Западе. Иловайский пишет: «Можайск лежит на верховьях Москвы; следовательно, все течение этой реки находилось теперь в руках московских князей»[197], что стало значительным приращением ресурсов молодого государства. В целом, как отмечает А. Е. Пресняков, «роль, какая выпала – в дальнейшем – Можайску и Коломне, исходным пунктам московских походов (…), свидетельствует о крупной ценности этих приобретений; ими укреплялось и углублялось значение Москвы как политико-стратегического центра Великороссии»[198]. Мы видим, что