Селиванов'.

Начальник штаба армии зачитал короткое послание, положил радиограмму на стол и расстроенно сказал:

— Значит, полученная ранее информация была верной. Неверовский погиб.

— Толковый комдив был. Грамотно оборону организовал и немцев расчихвостил хорошо. Жаль, что так вышло, — тоже расстроился командарм, а потом тяжело вздохнул и, показав на радиограмму, сказал: — Но это не отменяет ранее заданный вопрос. Пусть не Неверовский командует, а подполковник Селиванов — всё равно. Откуда у него силы на взятие города?

Ответить командарм не успел.

Радист вновь вошел, опять держа лист бумаги.

— Ещё одна.

Начальник штаба, вновь взял листок и сразу же зачитал текст:

'Штабу армии. Из-за отсутствия связи, вынуждены принимать решения, исходя из складывающейся обстановки. Поэтому будем ориентироваться на последний приказ штаба. По соображениям секретности более конкретно сказать не могу. Надеюсь на понимание. Начинаю выполнение последнего полученного приказа. Просьба поддержать огнём.

Селиванов'.

Услышав текст, командующий на мгновение задумался. Потом посмотрел на начштба и немного удивлённо поинтересовался:

— Э-э, Виктор Николаевич, гм, а какой у них был последний приказ, что они получали?

— Могу предположить товарищ генерал-лейтенант, что Селиванов имеет в виду приказ об обороне города, — ответил тот.

— И ты хочешь сказать…

— Да, Владимир Леонидович, скорее всего, Селиванов собрался идти на Новск.

Глава 15

Только вперед

Алёша

После того, как отошедшие от шока, присутствующие рядом, убедили меня, что некий немецкий фриц не является плодом моего больного разума, а живым вражеским существом, то у этих самых, вольно или невольно находящихся рядом товарищей, возник небольшой, но очень резонный вопрос: «Откуда советский комсомолец Забабашка знает невесть как оказавшегося тут Фрица⁈»

Вопрос был логичный, но отвечать я не спешил, находясь в полуобморочном состоянии.

Я не был сентиментальным человеком, но всё же чудесное оживление того, кто мне очень помог, даже меня заставило заплакать и без того слезящимися глазами.

Кроме этого, я задавался вопросом, над чьим трупом, у уничтоженной вражеской миномётной батареи, я рыдал, и чьё, разорванное от взрыва гранаты, тело я накрывал плащ-палаткой.

Не обращая внимания на вопросы, доносящиеся со всех сторон, я на негнущихся ногах подбежал к Фрицу и для того, чтобы вновь убедиться, что он не галлюцинация, а живой человек, аккуратно похлопал того по плечу.

И когда я услышал его крик боли, то удивлению моему не было предела.

Я повернулся к толпящимся бойцам и пояснил:

— Товарищи, это тот самый Фриц, который помог мне уничтожить немецкие орудия и миномёты.

Красноармейцы, которые про эту историю не слышали, ничего не понимая, переглянулись между собой и, пожав плечами, приготовились слушать детали операции.

А Воронцов, который был в курсе тех событий, явно вспомнив их, уточнил:

— Это тот, который умер?

— Ага, — кивнул я, а потом на всякий случай поправился: — Но, как видите, не совсем умер. Хотя лежал он там, у мотоцикла с разорванным животом. — Я повернулся к неожиданно воскресшему, посмотрел на закрывающее его одеяло и, показав на живот, уточнил на немецком: — Неужели тебе всё там зашили и смогли восстановить?

Немец откинул одеяло и показал, что там у него раны нет.

— Забабаха, живот в порядке. Меня сильно контузило, когда граната рядом взорвалась. А ранений нет. Просто сознание потерял, а сейчас тут лежу. В общем, цел, только голова кружится.

История была удивительная, особенно в том моменте, в котором я прощался с телом Фрица. Теперь получалось, что тот фриц был просто каким-то «левым» фрицем с маленькой буквы, а я его принял за своего боевого помощника.

Впрочем, при том состоянии, в котором я был тогда, в этом не было ничего удивительного. Столько контузий, сколько я получил в тот день, вряд ли смог бы получить в нашем мире кто-нибудь ещё и продолжить сражаться.

Так как никто из рядом стоящих не понимал немецкого, я собрался было перевести, чтобы, так сказать, все были в курсе продолжающейся «Санта-Барбары».

Но потом решил, что это лишнее. И, в очередной раз совершенно бессовестно преступив устав, вытер слёзы текущие из глаз и гаркнул:

— Товарищи красноармейцы, а чего, бой уже закончился⁈ Немцев в городе нет? Войне конец? Можно постоять и послушать интересную историю про не менее интересные приключения фрица в СССР?

— Так, это, больницу-то зачистили, — буркнул кто-то из бойцов.

— Тогда чистите город, согласно ранее полученных распоряжений! Или уже немцы все сами вымерли как мамонты⁈

Тут Воронцов, вероятно, тоже осознал, что хаотичный сход пора разгонять, и скомандовал:

— Разойдись! Продолжать выполнение боевой задачи!

С ним спорить, разумеется, никто не стал.

После того как бойцы вышли, чекист сказал:

— Об этом немце ты мне ещё раз, подробно, потом расскажешь, а сейчас пошли к Селиванову, он тебя ждёт.

Приказ был недвусмысленным, а потому нужно было идти. Фрицу на прощание я сказал, чтобы тот выздоравливал, и что вскоре его навещу. А потом добавил, чтобы тот вёл себя смирно и выполнял все команды конвоиров.

— А то пристрелят ненароком, и нового воскрешения уже может и не быть.

Оставив на дверях охрану, мы с лейтенантом госбезопасности прошли в палату к подполковнику.

Тот полулежал на кровати на подложенных под спину подушках. Выглядел откровенно плохо. Трёхдневная щетина, бледное лицо и усталый, измученный взгляд. Множественные ранения давали о себе знать.

В палате, кроме него, находился командир разведки майор Лосев. Тот выглядел лучше, и, хотя у него были перебинтованы голова и нога, он сидел на стуле, а не лежал.

Оба командира выглядели ослабшими. Когда мы вошли, они о чём-то спорили, но из-за изнеможенного состояния их спор носил крайне мягкий характер.

— А я говорю, нужно в лес уходить. Там мы, наверняка, сможем оторваться от противника, приблизиться к линии фронта