чтобы этого избежать, мы можем пойти на хитрость. Давайте для отвлечения внимания немцев, когда мы будем, например, посредине лесопосадки, начнём также наступление несколькими небольшими группами, человек двадцать-тридцать, вдоль дороги. Очевидно, в таком случае враг подумает, что это и есть главное направление удара, и сосредоточится на данном направлении. Это поможет без проблем, незаметно пройти сквозь лесопосадку и выйти на рубеж последнего броска. Что касается артиллерии, предлагаю уже сейчас мобилизовать живого Фрица и, придав ему охрану и нужных людей, начать подготовку техники и артиллерийских орудий к будущей эвакуации на наши старые позиции в Новске. После захвата города, пушки нам, разумеется, пригодятся.

Мой план командирам понравился. После обсуждения ещё нескольких деталей операции, было решено начать его осуществление как можно скорее. Кроме этого, было решено незамедлительно организовать заслоны и прикрыть Троекуровск с западной стороны. Это было необходимо сделать для того, чтобы исключить удар в спину со стороны немецкой группировки, располагающейся в Новгороде.

Из палаты командиров Воронцов вышел вместе со мной.

Когда спускались по лестнице, он сказал:

— Лёшка, ты плохо выглядишь.

— Это всё фигня. Отойду. Главное на улицу побыстрее выйти, а то я очки потерял и тут слезотечение какое-то открывается.

— Может быть тут есть где-нибудь такая модель? Это же больница.

— Может и есть, но сейчас не до этого. Нет времени на поиски. Пока так повоюю. На улице тёмное время суток, а это для меня самое то. Там глаза не слезятся, — зевнул я и, вспомнив о своей небольшой проблеме с видениями, попросил: — Ты, Григорий Афанасьевич, пожалуйста, дай команду Садовскому, чтобы он от меня не отлучался. Он мне нужен, ибо сегодня он мои глаза и уши будет. А то мало ли…

Сборы отряда заняли немного времени. В состав было решено включить тех бойцов, кто штурмовал больницу и центр города.

Командиры построили бойцов в две шеренги. Подошёл Воронцов и, когда отряд подравнялся, рассказал всем о текущей боевой задаче.

Закончил он свою речь так:

— Товарищи бывшие военнопленные красноармейцы. Сегодня у вас есть шанс поквитаться с вашими захватчиками. Пусть они на своей шкуре поймут и прочувствуют, что такое советский воин. Ничего не бойтесь и смело идите в бой! Победа будет за вами! И это не просто слова! Сейчас в бой вместе с вами пойдёт легендарный Забабашкин! Знаю, что все вы слышали о его героических подвигах и о том, что вражеская пуля его не берёт. И там, где он, всегда победа. А значит, и вас пуля не возьмёт, и вы выбьете немца из советского города. Идите за ним и выполните свой воинский долг до конца!

Услышав такие слова, стоящие в строю служивые заметно приободрились. Я уже понял, что слухи о моём везении распространились среди бывших военнопленных, и, в общем, против них не возражал. Человеку, идущему в бой, нужно верить, что у него есть шанс в этом бою выжить и уцелеть. А потому свою «легендарность» я решил не оспаривать, небезосновательно считая, что высокий боевой дух в рядах наступающих будет нам только на руку.

Формально командовать нашим отрядом был назначен лейтенант Рябцев, из бывших военнопленных. Он показал себя с хорошей стороны при штурме Троекуровска, и были все основания предполагать, что и в предстоящем бою он не подведёт. Я был приставлен к нему кем-то вроде комиссара и главного советника, который должен будет совмещать свои обязанности с работой поводыря для наступающих колонн.

Окончание речи чекиста ознаменовало начало операции.

— Отряд, равняйсь! Смирно! — скомандовал Рябцев.

Все ожидали следующей команды, но я остановил командира, сказав, что перед походом мне очень срочно необходимо кое-что сделать.

Рябцев опешил, что я его перебил, и недовольно сгустил брови. Стоящий рядом Воронцов тоже не понял моих слов.

Пришлось разъяснять свою идею более подробно.

Услышав моё беспокойство, Рябцев поинтересовался:

— Ты уверен, что это необходимо?

— Конечно! — без тени сомнения ответил я. — Немцы же не все дураки. Наверняка там и умные попадаются. А значит, есть немалый шанс, что в лесополосе они могли расположить свои секреты. И если это так, то нас при приближении обязательно заметят. И когда это произойдёт, и манёвр будет раскрыт, то ничего хорошего в дальнейшем нас ожидать не будет. Поставят на нашем пути несколько пулемётов, и на этом наше наступление закончится вместе с нами. Так что, прошу остановить выдвижение на пару минут и вначале разрешить мне провести осмотр и рекогносцировку той местности.

— Хорошо. Только делай быстрее, а то народ на взводе, — согласился с разумным предложением лейтенант и скомандовал строю: — Товарищи бойцы, вольно. Можно присесть на корточки. Но не расходимся. Ждём пять минут.

Я поправил винтовку и побежал к ближайшему двухэтажному зданию.

Перед тем, как вбежать в подъезд, услышал слова бойцов, раздающиеся мне в спину: «Приспичило герою» и «От испуга, что ль, герой в штаны наделал», а затем общий смех.

Однако смеялись острые на язык товарищи недолго. Во-первых, на них сразу же прикрикнули командиры. А во-вторых, последующие через полминуты четыре выстрела из винтовки системы Мосина, которые донеслись с крыши здания, полностью прекратили любые насмешки.

Отработав по выявленным целям, быстро спустился вниз и, чтобы расставить все точки над «i», громко и чётко, чтобы слышал весь строй, доложил:

— Товарищ командир, в лесопосадке выявлено два замаскированных наблюдательных пункта врага по два солдата в каждом. Один в середине холма, другой в северной, ближайшей к нам, части. Все наблюдатели противника уничтожены. Можем начинать наступление.

Рябцев обалдел от такой новости, переглянулся с улыбающимся Воронцовым, но взял себя в руки и сдержанно похвалил:

— Молодец, красноармеец Забабашкин! Объявляю вам благодарность! А теперь, встать в строй!

Быстро пожал на прощание руку Воронцову и, пробежав мимо строя с ошарашенными бойцами, занял своё место во главе колонн.

— Направо! — скомандовал лейтенант. — Положить правую руку на плечо вперёд стоящему! — И когда это произошло, негромко произнёс: — Шагом марш!

И наш отряд выдвинулся вперёд во тьму неизвестности.