Шрифт:
Закладка:
Разговор ее не касался, Лея пропускала мимо ушей слово за словом, но вдруг… Что такое? Она подошла поближе и прислушалась. Не может быть! Они говорили об акушерке!
— Представляете? Школу решила открыть… Для девочек… — рассказывал отец.
— Кто же ей своих детей отдаст? — рассмеялся Арон-Лейзер.
— Откуда мне знать? — Отец тоже засмеялся. — Может, и найдется какой сумасшедший…
Лея еле удержалась, чтобы не подойти к двум чужим людям, один из которых — ее отец, и не спросить: «Неужели правда школу для девочек?»
Ночью она долго не могла уснуть. В голове крутились три русских слова: «здравствуйте», «прощайте» и «пожалуйста», и, уже засыпая, Лея все еще повторяла с улыбкой:
— Прощайте!..
3
Уже через полгода Лея шагала туда-сюда по тесной ком-нате и повторяла:
— Птичка божия не знает
Ни заботы, ни труда…
Отец и мать дергали ее:
— Может, хватит уже метаться как сумасшедшая?
А младшая сестренка передразнивала:
— Пицка… Пицка…
Но Лея не обращала внимания. Скоро потеплеет, она будет брать книжку, уходить из местечка, и там никто ей не помешает.
А потом, говорит акушерка, она отправит ее в большой город, и вот там-то Лея начнет учиться по-настоящему. Каждый год — один класс. За шесть лет она пройдет шесть классов гимназии, а поступать туда ей не надо. Снимет комнатку, будет сидеть и заниматься, а раз в год сдавать экзамен, это то же самое, что в гимназию ходить. Когда получит диплом, переедет в другой город, еще больше, и там за три года выучится на акушерку. Да, когда ей исполнится двадцать три, она станет акушеркой.
4
Пророчество акушерки исполнилось, но неточно. Через год Лея действительно переехала в большой город, но диплом получила не к двадцати годам, а к двадцати четырем. А акушеркой стала только в двадцать восемь.
И, добившись цели, поняла, что не этого она хотела. Ей было скучно и грустно в ее маленькой комнатке. Лею тянуло к людям, на улицу, в общество, в театр, короче, в какую-нибудь веселую компанию.
Однажды она оказалась на балу. Молодые пары порхали по залу, словно пытались взмыть и улететь куда-нибудь далеко-далеко. Но зал был невелик, и танцующие крутились на одном месте, пока, устав, не падали на стулья вдоль стены. Лея встретила здесь много знакомых парней, но, когда начались танцы, они бросили ее, потому что она не умела танцевать, не представилось случая научиться. Она с завистью наблюдала, как молодые люди подхватывают каких-то совершенно посторонних девушек, и только ее, Лею, оставили в полном одиночестве. А все потому, что, вместо того чтобы месяца два поучиться танцевать, она отдала всю молодость за клочок бумаги, который дает ей право принимать роды.
Во время паузы к ней подошел Берман, ее хороший знакомый, распорядитель танцев. Виновато посмотрел и сказал:
— Мне очень жаль, Лиза, что вы не танцуете.
Лея грустно улыбнулась:
— А мне-то как жаль…
Молодой человек почувствовал себя неловко. Опустил глаза, но вдруг опять посмотрел на Лею и, будто сделав открытие, воскликнул:
— Боже, какие у вас прекрасные ноги!
— Что вы имеете в виду? — Лея смутилась, она никак не ожидала такого заявления.
Вместо ответа Берман еще раз осмотрел ее и с восхищением продолжил:
— Знаете, я немало танцовщиц повидал и в танцах кое-что понимаю, так что могу вам точно сказать: с такой фигурой вы бы стали знаменитой танцовщицей.
Это открытие так потрясло Лею, что она еле смогла выговорить:
— Вы серьезно?..
— Конечно! У вас все данные, чтобы стать великой танцовщицей.
— Великой! — испуганно воскликнула Лея.
— Очень! — Берман все больше воодушевлялся. — Фигура, ноги… У вас идеальное телосложение для танцев. Вы могли бы стать знаменитостью.
И не успела Лея спросить, правда ли это, как тромбон возвестил начало нового танца.
И Берман, быстро извинившись, кинулся в зал.
5
Когда Лея вернулась домой, уже рассвело. Она задернула занавеску, разделась и в одной рубашке подошла к зеркалу.
Встала так, чтобы видеть себя полностью.
Все верно! Вот ее ноги, длинные, сильные, стройные.
До сих пор она этого не знала. Всю молодость впустую потратила.
А ее призвание было в том, чтобы стать великой танцовщицей. Теперь она уверена.
Почему же ей раньше никто не сказал? Глядя на себя в зеркало, она сделала по комнате несколько танцевальных движений.
Да, она ведь такая легкая, воздушная… Она могла бы стать великой танцовщицей, как те, которых она недавно видела в балете.
Потом им дарили цветы! А ей такого уже никогда не изведать…
Лея еще долго кружилась перед зеркалом, пытаясь повторить движения тех знаменитых танцовщиц.
1915
Комплименты
(Рассказ бывшей революционерки)
В то время — теперь кажется, это было так давно! — я только присоединилась к революционному движению. Мне едва исполнилось восемнадцать, а выглядела я еще моложе. Сейчас я мать двоих детей. Эх, где ты, моя стройная девичья фигура? А тогда — я сама так считала, да и другие говорили — тогда я была нежна и невинна, как лилия.
Партия, в которую я вступила, была самой опасной, признавала террор высшей ступени. Разумеется, я выбрала ее не по доброй воле. Сама я скорее предпочла бы «Поалей Цион»…[88] Но в той партии состояла моя подруга Бейлка. Она была гораздо старше и опытнее меня и жаждала настоящей борьбы. А я слепо шла за ней и во всем слушалась.
Сердце бешено колотилось, когда вместе с подругой я впервые пришла на конспиративную квартиру. Кроме нас с Бейлкой, там собралось шесть человек: четверо мужчин и две женщины. Бейлка представила меня как свежую кровь, совершенно необходимую партии. Ко мне подошел один из мужчин, высокий, румяный. Он был очень молод, на верхней губе едва пробивался темный пушок, и черные глаза сверкали огнем. Он приветливо посмотрел на меня и подал большую, но мягкую, белую руку:
— Надеюсь, вы станете нашей сестрой… Меня зовут Борис.
Эти простые, теплые слова меня будто загипнотизировали. Я почувствовала, что краснею, и еле смогла ответить:
— Постараюсь оправдать ваше доверие.
Когда я возвращалась домой, лицо молодого человека по имени Борис всю дорогу стояло у меня перед глазами. Он сразу стал для меня воплощением революции. Позже, лежа в постели, я думала, как доказать ему свою преданность партии.
С утра меня переполняли мужество и энергия. Я пошла к подруге, мы немного поболтали о том о сем,