И вот темп начинает спадать.

Немцы побросали всё, прочь из воронок и окопов, прочь из укрытий, целясь прямо с руки, глядя горящими глазами в глаза лошадям, всадникам, кроваво-красными глазами из мерцающих зрачков. Целься – пли! Ручные пулеметы – пли! Тяжелые пулеметы – пли! Артиллерия – огонь!

И все эти жадные укусы впиваются в громыхающую, глухо стонущую, густую массу кавалерии, несущейся карьером.

Трое на трубе, команда отдана, хрипло передана дальше, и теперь только – висеть на краю.

Драма чудовищного масштаба! Первый ряд и второй ряд уже без просвета, наталкивающиеся друг на друга, скученные, уже единым строем, уже слишком плотно, чтобы двигаться. Режет, топчет, давит, сечет, жалит.

Пулеметами по бьющимся ногам лошадей, зазубренные культи шаркают по земле, шрапнелью в грудь, гранаты под животом, клубки серно-желтого пламени, столбы бурого дыма, фонтаны крови и кишок толщиной в руку, конечности и туловища людей и животных подлетают вверх. И всё это – на всем протяжении от Лооса до самого угольного отвала.

И вот всё это рассыпается на квадраты с просветами между ними. Квадраты, всё еще неуклюже напирающие, ломаются, неловко громоздятся, расшатываются, всё кругом подпрыгивает, вздымается, падает, мечется, ложится. Это размолотые лошади, размолотые всадники – от Лооса до самого угольного отвала.

И это еще не конец. Одна из групп еще пытается повернуть лошадей назад! Там что-то топорщится. Что-то всползает вспархивающими движениями.

Фрике, пронзительно:

– Глядите, Райзигер! Хотят сбежать, вон там! – Пронзительно: – Батарея, беглым огнем, на сто метров!

Сколько же команд сейчас устремляется по проводам: «Беглым огнем! Не дайте никому уйти!»

Беглым огнем. Как тут спастись хотя бы одному всаднику?

Пробудилось безумие, страх на самом краю, самый страшный ужас. Ни одна лошадь не поворачивает. Лишь мертвые по-прежнему напирают вперед.

Все батареи, все винтовки наставлены на них. Одна сотня продолжает падать, другая пытается подняться обратно. Все батареи, все винтовки – против них.

Даже то, что мертво, вновь и вновь разрывается на куски.

Руки поднимаются из плотной, залитой кровью кучи, лица, обезображенные, поднимаются, трепыхаются в корчах.

Целясь прямо с руки, немецкая пехота добивает их точными выстрелами, пока всё не задыхается неподвижно в кровавом месиве.

А что же английская пехота позади, в окопе, отделенная от немцев только этой дымящейся стеной? Ей пришлось наблюдать всё это – гибель своих людей, смерть своих братьев вплоть до последнего человека? Она что, сбежала?

Трое на трубе, нетерпеливо:

– А где английская пехота?

Телефон гудит. Ауфрихт принимает донесение:

– Наша пехота будет атаковать оставленную позицию через четыре минуты. Всем батареям – шквальный огонь!

Фрике, спокойно:

– Огонь переносим вперед, по прежней цели!

Сколько проводов одновременно подают одну и ту же команду? Вся артиллерия их участка открывает шквальный огонь по английской пехоте.

Фрике:

– Сколько еще минут?

Ауфрихт:

– Атака через минуту.

Английская траншея распахана взрывами. И вот немецкая пехота уверенно устремляется вперед, через кровавое болото, по пояс в склизких трупах.

Враг стреляет?

Там кто-то еще приставил винтовку к щеке, едва ли один живой на десять метров – его разорвало брошенными гранатами. Ни одного пулемета, встречный огонь артиллерии нерешителен – одна шрапнель, да та пошла слишком высоко, чтобы достать наступающих.

И вот в ту секунду, когда артиллерия прекратила заградительный огонь, немцы благополучно зашли на свою прежнюю позицию.

Там рубят штыком всё, что может поднять руку. Ручными гранатами – тех, кто пытается выбраться наружу по ступенькам блиндажа. «Операция, – передают телефонные линии на участке от Лооса до насыпи, – проведена в соответствии с приказом». Около полудня трое на трубе свободны. На улицах Ланса и на огневых позициях всё тихо.

Батарея 1/96 сегодня стреляла четыре часа подряд, ни разу не попав под ответный обстрел.

15

…но прорыв – без передышки, днем и ночью, сквозь вторую и третью линии его обороны с выходом на открытое пространство… Эти обстоятельства обеспечивают успех…

Глава восьмая

1

В приказе по полку, объявленном на следующий день, 28 сентября, говорилось, что батарея 1/96 временно выходит состава полка и будет передана в распоряжение командования армии в качестве так называемой летучей батареи.

При этом из нее изъяли два орудия с прислугой для особого применения при формировании новых резервных полков.

Этот приказ стал неожиданностью. Ничего подобного еще никогда не случалось, даже со «старыми воинами». Пошли сплетни, росли сортирные слухи.

Наконец вскоре после объявления приказа был сделан вывод: отличная хрень! «Для особого применения», само собой, не означает, что 1/96 потащат туда, где пожарче, – напротив! Те, кто поумнее, объяснили: нам придется подхватываться там, где в ближайшие недели образуется какой-то бардак.

Всё верно – так всё и вышло.

Капитан был горд этим назначением.

Раздав почту, он произнес необычно длинную речь: командир полка уже после 15 мая назвал 1/96 «железной батареей». И вот новое свидетельство того уважения, которым пользуется 1/96. Каждый должен гордиться этим и отдать все силы, чтобы сохранить это славное звание.

– Вы в курсе, что здесь у нас всё еще одна из самых оживленных точек на Западном фронте. Тем больше я вас прошу, чтобы вы вели себя достойно. Вы обязаны сделать это ради себя и ради павших товарищей. Сегодня вечером батарея перейдет на новую позицию под Суше. Смирно, разойдись!

Суше? Райзигер вспомнил о своем сне. Суше, Каренси, Живанши – они довольно часто упоминались в армейских сводках в последние недели. Хм.

День прошел спокойно. Личный состав был заряжен напряжением, раздражителен, угнетен.

Только когда пришли передки снабжения, громыхание орудий и фырканье лошадей вернули им равновесие духа.

Батарея отправилась в путь. Переход был недолгим, спустя час уже вышли на новую позицию. Это было сельское кладбище.

Перед ними в низине вскипало пламя. Где-то там и находился Суше.

Приступили к обустройству позиций. Насколько это было возможно в темноте, справа и слева от орудий выкопали ямы под привезенные боеприпасы.

Вырванные из земли надгробия, покрытые дерном, образовывали перед орудиями неплохие заслоны.

Укрытий для жилья не было.

Спали прямо под открытым небом. В ту ночь Мозель и Штойвер остались на батарее. Фрике было приказано немедленно наладить наблюдение на пехотной позиции и установить телефонную связь. За телефониста Райзигер.

2

Батарея 1/96 простояла здесь десять дней.

Райзигер вел дневник. Небольшая тетрадь в клеенчатой обложке с серыми страницами в клетку. Записи было делать запрещено. Но Райзигер вышел из положения, каждые восемь дней отправляя исписанные страницы домой. Это значило, что, даже если он окажется в