– Они в большом контейнере.

– Не поняла. Каком контейнере?

– Большом. Мусорном. Уличный зовется, – вот же гад. – Итак, Ариэль Константиновна, сначала набирай две выписки. У тебя есть на это сорок минут. Дальше ты идешь принимать новых больных, а потом мы на обход.

– А может, сначала новеньких? Где логика? Может, они за это время умрут.

– Не умрут, потому что сначала их буду смотреть я, без тебя. За работу.

Видимо, сегодня очередной не мой день. Мало того, что все валится из рук, так я еще и конкретно облажалась перед Потаповым, принимая пациента. Не увидела ничего на ЭКГ и это конкретно меня подкосило. В итоге я выгляжу, как неумеха второкурсница, неспособная выполнить даже аускультацию на мужчине худощавого телосложения. Но самое удивительное, что Потапов ничего мне не говорит. Лишь в своей манере хмурит брови и пропускает меня первой из палаты.

– Если ты захотела притвориться дурой, чтобы я обратил на тебя внимание и поругал, то нет, это не сработало.

– Чего?! – я сейчас не ослышалась? – Обратить внимание? Да нужно мне твое внимание как собаке пятая нога.

– Иди заполняй дневники, раз не можешь придумать ничего дельного.

Поразительная сволочь с завышенным самомнением. Так и хочется запустить в него чем-нибудь тяжелым.

***

Если день не задался с самого начала, ждать от него чего-то хорошего не стоит. Но уж чего я точно не ожидала, так это того, что, зайдя в кабинет старшей медсестры, вместо печати, получу Анастасию, мать ее, Игоревну, по-хозяйски положившую руку на шею Потапова. Сам же скотина приобнимает крысу за талию. Кажется, теперь я понимаю, что такое удар под дых. Ни вздохнуть, ни выдохнуть не получается. Это какие-то миллисекунды, но чувство такое, что проходит целая вечность.

Каким-то чудом я оживаю, когда позади меня появляется хозяйка кабинета. Эта парочка уже перестает не обниматься.

– Я пришла к вам за печатью, – протягиваю старшей медсестре документы, не отводя взгляда от ее рук.

– Ксюш, мы там тоже тебе оставили папку, завтра заберем, – мы? Ты с ним тут папки разносила? Это теперь так называется?

Боже, дай мне сил и ума не смотреть Потапову в лицо. И как бы нацепить дежурную улыбку, чтобы эта сволочь не осознал, что меня задел. И все же никак. Никак ее не нацепить.

Молча наблюдаю за тем, как старшая подписывает мне документы и пулей вылетаю из душного кабинета. К черту Потапова, у меня завтра первая рабочая смена и там я не должна ударить лицом в грязь.

***

Кто бы мог подумать, что лишиться метрополитеновской девственности труднее, чем не облажаться в первый рабочий день в качестве медсестры. Чувствую себя всемогущей, после идеальной первой смены и очередного прохождения препятствия, в виде турникета и толкучки за кусочек места в переполненном и душном метро.

В отделение, несмотря на дележку места в вагоне, прихожу донельзя счастливая в цветастом летнем платье. Кажется, мне все по плечу. Даже оставаться равнодушной при виде Потапова.

– Элечка, ну нельзя же так с мужским населением планеты. Ты своими нарядами всех мужиков с ума сведешь, – Боже, какой же Руслан все-таки липкий. И ведь грубить нельзя, еще может мне понадобиться. – Да и нехорошо это, особенно в метро. Там тебя наверняка затоптали и облапали все, кому не лень. Не передумала ездить сама?

– Не передумала. И представьте себе, не затоптали. И мне даже место уступил мужчина лет пятидесяти. Ни секунды не стояла. Он как взглянул на мои верхние девяносто, так сразу и уступил место, чтобы обзор был лучше.

– И не стыдно пользоваться благами природы?

– А мне не жалко, пусть смотрит, – как можно беззаботнее бросаю я и принимаюсь надевать халат.

Сажусь за рабочий стол Потапова и понимаю, что он неотрывно смотрит на меня. Так и хочется рявкнуть «что надо», но тогда это будет означать очередное возрождение препираний, после двухдневного штиля наших отношений сугубо в качестве руководителя и практикантки. Которые, кстати, меня полностью устраивают.

Надо признать, что говнюк не только дотошный врач, но и как руководитель, несмотря на отвратительный характер, не плох. Про меня, в качестве студентки, не забывает. И не воспринимает, как ненужный хвостик, на который можно поручить разве что измерить давление и пульс.

Он действительно показывает мне то, что другие и не подумают показать. Однако, сейчас именно я хочу ему кое-что показать. Например, средний палец. Ну так долго неприлично смотреть, даже этому оборзевшему. И все же не выдерживаю и перевожу на него взгляд.

– Вы что-то хотите мне сказать, Сергей Александрович?

– Да. Хочу поздравить тебя с лишением еще одной транспортной девственности, – придурок. Бегло осматриваю ординаторскую. Слава Богу, только пару человек это, скорее всего, услышали.

– Спасибо за поздравление. Это все, что вы хотите мне сказать?

– Не все, – спокойно произносит он и пересаживается на свободный, рядом стоящий с его рабочим столом, стул. – Сегодня нет выписок и даже ни одного поступившего больного по нашу душу.

– И? Я чувствую есть еще концовочка. Продолжайте, Сергей Александрович, без театральных, никому ненужных, пауз.

– И это значит, что сегодня в свободное время я уделю тебе больше внимания в той области, где ты полный профан.

– Таких областей нет, Сергей Александрович.

– Девичья память снова в деле?

– Нет. Я серьезно. Где-то что-то я, естественно, не знаю, но прям областей – нет.

– Мы будем заниматься ЭКГ.

– Да, пожалуйста. Но знайте, что больше я не буду вам подыгрывать и притворяться неумехой в этом деле.

– А, так ты подыгрывала? И в понедельник с мужиком тоже, когда не смогла сказать даже маломальской информации по его пленке?

– В понедельник нет. Увы, такое со всеми бывает. Но больше такого не будет. А в моей квартире, да, я подыграла, когда вы мне предоставили пленки. Я сказала, что ни черта не знаю ЭКГ, чтобы потешить ваше самолюбие и показаться тупой. Это все, о чем вы хотели поговорить?

– Нет. Если ты соврала и в итоге разбираешься в ЭКГ, я сделаю тебе кое-что приятное, чему ты будешь очень рада. Не угадывай что, все равно не догадаешься.

– Что ж, тогда с нетерпением буду ждать это приятное.

– Ну, это если не провалишься.

–