Шрифт:
Закладка:
– Это ты сделала, – обвиняет она. – Ты сделала это со всеми моими гребаными туфлями!
Снова качаю головой, мои глаза расширяются, а с губ срывается протест.
– Я клянусь, нет, Франческа. Я не…
Мои слова обрывает еще одна резкая пощечина по той же щеке. Ее грудь ходит ходуном от гнева. От нее волнами исходит жар, и вспышки ярости солнечными зайчиками мечутся по мне.
На мои глаза наворачиваются слезы, и я дрожу от попыток удержать их. Не хочу проявлять слабость. Она примет мои слезы за признание вины. Мое зрение затуманивается, и на языке собираются всевозможные слова. Требуется несколько глотков воздуха, чтобы загнать их обратно в горло.
– Я видела твой взгляд, Алмаз. Не притворяйся, что ты не хотела меня убить. Ты избалованная соплячка, и это, – она тычет мне в лицо туфлей, – не сойдет тебе с рук.
– Фран…
– Молчать! – верещит она, полностью выходя из себя.
Она хватает меня за волосы, дергает к полу, и огонь пробегает уже по коже головы. Я вскрикиваю, но мой голос быстро заглушается, поскольку она впечатывает меня лицом в деревянный пол и начинает стягивать с меня штаны.
Мои глаза широко раскрываются, и над всеми моими чувствами начинает преобладать паника.
– Стой, подожди, Франческа, я не делала этого!
Но она не слушает.
– Это последний раз, когда ты проявляешь неуважение ко мне. Ты меня поняла?! – кричит она, наконец-то спустив ткань с моей задницы.
Я извиваюсь, пытаясь вырваться из ее захвата, но ее ногти впиваются в мое бедро и заставляют меня снова опуститься. И все же я не могу прекратить борьбу, когда она пытается раздвинуть мои ноги.
– Остановись! – кричу я, и мое зрение чернеет от паники и слез.
– Иди сюда, – кричит она кому-то, но я не вижу кому. Я только чувствую вес, который давит меня, и тогда мое тело начинает сопротивляться по-настоящему.
– Подожди, подожди, пожалуйста, я не делала этого! Пожалуйста! Я не делала этого, – всхлипываю я, отчаянно пытаясь вырваться, но не находя в себе сил. Меня держат за голову, не давая возможности ни видеть, ни двигаться, но я все чувствую.
Боже, я все чувствую. Сломанный каблук ее туфли впивается в меня, и я кричу, когда он разрывает меня на части.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – кричу я.
Я кричу и плачу, но она не слушает.
Ее руки исчезают вместе с весом человека, придавливающего меня.
Франческа откидывает мою голову назад, заставляя взглянуть на ее искаженное яростью лицо, и я едва не плюю в него от злости. Она стоит на коленях, глаза дикие, и она шипит:
– Больше никогда не трогай мои вещи, или тебе будет гораздо хуже, чем сейчас. Клянусь Богом, я заставлю тебя пожалеть, что ты не сдохла. Я понятно выражаюсь?
К моему горлу подкатывают рыдания, слюна почти льется у меня изо рта, когда я кричу:
– Я этого не делала!
Отклонившись назад, она снова бьет меня по лицу, и у меня звенит в ушах, а она продолжает бездумно бить меня, снова и снова, пока я не задыхаюсь от боли.
– Чертова никчемная сучка! – верещит она.
Она снова поднимает мою голову, но я уже не вижу ее сквозь реки, вытекающие из моих глаз. С моих губ срываются невнятные мольбы, но даже я уже не понимаю, что пытаюсь сказать.
– Знаешь, что происходит, когда ты перестаешь приносить пользу? Тебя закапывают в безымянной могиле, где никто никогда тебя не найдет.
Наконец она отпускает меня, едва не приложив головой о пол снова. Мое тело тут же скручивается, инородный предмет все еще болезненно сидит во мне, но у меня нет сил вытащить его.
Хрипы рвутся из моего горла, такие сильные, что сквозь них не может пробиться ни один звук, но я все равно не в силах дышать. Франческа выбегает из комнаты, оставляя меня трястись и выть от боли.
На меня снова обрушивается вес, и мое тело бесполезно отбивается, кулаки летят во все стороны, но в цель не попадают.
– Ш-ш-ш, – шепчет голос.
В тот момент, когда я понимаю, что это Сидни, я сопротивляюсь сильнее, кричу, чтобы она слезла, но она слишком сильна для меня сейчас.
Она полностью обхватывает меня сзади, ее ноги плотно обвивают мою талию и скрещиваются на моем животе, а рука гладит мои волосы.
– Тише, все хорошо, – шепчет она. – Теперь мы вместе.
Оставшаяся у меня энергия исчезает, и единственное, что я могу сделать, – это зарыдать.
Взяв в руки мое горячее, красное лицо, она поднимает мой подбородок. И я едва могу разглядеть ее широкие карие глаза и нежную улыбку. Она почти благоговейно гладит меня по волосам и щекам, глядя на меня, словно на драгоценность.
– Добро пожаловать домой, – шепчет она.
Ноябрь 2021
Хотите забавный факт о боли? Момента, когда она прекращается – как-будто кто-то щелкнул выключателем, – нет. Боль только исчезает. Медленно. Постепенно. Так, что ты даже не понимаешь, в какой момент ее не стало. В один момент мы чувствуем ее, учимся с ней жить, а потом понимаем, что все… ее нет. Пуф.
Я гадала, как скоро исчезнет моя боль, когда меня держала Сидни. Она отпустила меня только тогда, когда настал черед моего наказания.
Еще одной несправедливости, потому что эта девчонка прямо вцепилась в меня.
Но как мы вообще можем называть что-то несправедливым, если мое присутствие здесь само по себе является одной большой несправедливостью.
Из меня вытащили окровавленный каблук Франчески и заменили кое-чем куда пострашнее. У дружков Рокко была приятная ночка.
Они не испытывали боли. Но я – да.
И все еще продолжаю испытывать ее. Всеещевсеещевсееще…
Знаете, я думаю, что прежде, чем исчезнет эта боль, пройдет очень много времени. И это чувство, черт побери, все еще не проходит.
Глава 13. Охотник
– Они торгуют на черном рынке, – рассказывает мне Джей. Мы смотрим запись с камеры, на которой запечатлен татуированный тип – тот, который привез маленькую девочку с огнестрельным ранением в нелегальную больницу доктора Гаррисона. – Если точнее, торгуют органами.
– Кто именно «они»? – спрашиваю я, внимательно наблюдая за тем, как мужчина выносит ребенка из больницы, аккуратно усаживает на заднее сиденье красного «Камаро», а затем уезжает.
Либо он не знал о камере на фасаде, либо не позаботился о том, чтобы не