Я бросаю сигарету на пол и давлю ее ботинком, выдыхая дым и наблюдая, как Джей проматывает еще несколько записей. В тот момент, когда я заношу ногу, чтобы отшвырнуть окурок, я замираю и стискиваю челюсти, отчетливо услышав умное замечание Адди.

Не надо мусорить.

К тому времени, как я закончу, здесь останется только пепелище, но я обещал прекратить, поэтому так я и поступлю.

Поднимаю окурок, кладу его в карман и заставляю себя снова сосредоточиться на экране.

На мониторе появляется несколько роликов с женщинами, принимающими душ, и с каждым видео я сжимаю зубы все сильнее и сильнее, до того, что каждая косточка на моем лице готова треснуть.

Все они в больничных сорочках – до и после душа, на многих наложены повязки или гипс. Они все были пациентками этого доктора, и всех их записывали на видео, чтобы потом он мог на них смотреть.

Лицо Джея сурово хмурится: на экране сотни таких видеозаписей. Но затем он останавливается, в воздухе повисает нерешительность.

– Что? – спрашиваю я, ища глазами то, что привело его в замешательство. Мне требуется две секунды, и мое сердце замирает. – Включай.

Джей качает головой и хрипит:

– Ты же знаешь, что там будет, Зейд. Тебе не нужно…

– Черт возьми, Джей, я должен это увидеть. Ты же знаешь.

Он вздыхает, соглашаясь, опускает плечи и запускает видео. Это то же самое, что и те ритуалы, – меня не было рядом, чтобы спасти их в тот момент, но будь я проклят, если отвернусь от их боли сейчас.

На экране появляется врач, который несет на кровать женщину без сознания. Он только что поднялся со второго этажа, где, вероятно, и оказывал ей медицинскую помощь.

Он укладывает ее, снимает с нее больничную сорочку, а затем – и свою одежду. И в течение следующих нескольких минут он оскверняет ее бессознательное тело. В моем желудке бурлит отвращение, усиливаясь вместе с водоворотом гнева и нарастающим желанием воскресить его, чтобы прикончить собственными руками.

По мере того как Джей продолжает перелистывать видеозаписи, мы понимаем, что эта женщина была одной из, возможно, сотен его пациенток, которыми он воспользовался, пока они не могли себя защитить.

Иногда пациентами оказывались дети.

– Думаю, мы видели достаточно. Больше не хочу смотреть на это дерьмо, – нервно и сдавленно произносит Джей.

Я сжимаю кулаки и киваю.

– Выясни, кто этот парень.

Он выполняет мою просьбу, и я отворачиваюсь, уже предвкушая новую сигарету.

– Доктор Джим Гаррисон, – объявляет Джей через пятнадцать минут. – Ранее был женат на Вильме Гаррисон. Она умерла от сердечного приступа в 2004 году. Есть сообщения от двух ее дочерей от предыдущего брака о наличии подозрительного поведения с его стороны. Но он кремировал Вильму, и провести вскрытие не успели, так что ничего доказать не удалось. В 2000 году он был уволен из больницы за злоупотребление служебным положением, а это здание купил всего несколько месяцев спустя. Против него было подано несколько исков, но, видимо, он нанял хорошего адвоката, потому что ему удалось избежать наказания за недостатком улик. Похоже, с тех пор он здесь и промышляет.

Значит, это был какой-то псих, который делал что-то со своими пациентами, был уволен за эту деятельность и создал собственный маленький бизнес для осуществления своих темных желаний. Скорее всего, он убил свою жену – возможно, когда она узнала о том, чем он занимался, а может быть, потому, что она ему просто надоела.

– Вернись к записям, где привозят пациентов. Я хочу посмотреть, не узнаю ли я кого-нибудь.

Джей с благодарностью переключается на камеру на втором этаже. Среди пострадавших сотни разных людей самого разного возраста. В основном женщины и дети, но есть и мужчины. Полагаю, жертвы неудачных перестрелок.

Попадается и ролик, где врач лечит девочку лет пяти с пулевым ранением в бедро. У ножек кровати стоит здоровенный детина со светло-каштановыми волосами, собранными в хвост, татуировками, покрывающими руки и шею, который напряженно наблюдает за работой врача.

Джей заносит палец над клавишей, собираясь переключить ролик, но я кладу руку ему на плечо, останавливая.

– Подожди, я хочу досмотреть.

Внутри меня бурлит необъяснимое чувство, которое настаивает, чтобы я увидел, что там произошло.

Наклоняюсь к экрану ближе, сосредотачивая все свое внимание на татуированном типе и маленькой девочке, которую он привел. Он легко может оказаться работорговцем, и если стреляют теперь и в маленьких девочек, то я могу только представлять себе, в каких условиях содержатся эти дети.

Врач судорожно пытается стабилизировать состояние ребенка, он вводит, как я полагаю, анестезию, а затем быстро извлекает пулю, пока из ноги девочки льется кровь. Кажется, врач что-то кричит, но перемотав вперед, мы видим, как он заканчивает операцию и выходит из комнаты. Все это время мужчина стоял неподвижно, словно статуя, не сдвинувшись ни на сантиметр.

Я хмурюсь, не отрывая взгляда от изображения; мужчина обходит кровать, поднимает руку и аккуратно убирает волосы с лица девочки. Она все еще под наркозом, поэтому понять, какие эмоции она испытывает по отношению к нему, невозможно.

Сжав зубы, я всматриваюсь в экран, пытаясь как-либо интерпретировать его нежность. От кого она исходит – от человека, для которого она представляет материальную ценность, или от ее спасителя? И как, черт возьми, эта девочка получила пулю в ногу?

Я не понимаю, в чем дело, но что-то в этом видео кажется мне… важным.

– Отправь мне все эти файлы, а потом подключись к уличным камерам наблюдения и посмотри, сможем ли мы установить координаты машины, на которой они уехали.

Хлопаю Джея по спине, выражая молчаливую благодарность, а затем отворачиваюсь к грязному окну.

Он справляется с моим поведением просто великолепно, и, даже находясь в горе и ярости, я могу признать, что веду себя как невыносимая сволочь.

– Черт, – бормочет Джей; звук его пальцев, клацающих по клавиатуре, становится громче и интенсивнее.

Я скрежещу зубами, уже догадываясь о причине, еще до того, как она прозвучит вслух.

– Снаружи нет камер. Камер, направленных на парковку из других зданий, тоже нет. Мне жаль, чувак. Я ничего не нашел.

Откидываю голову назад, глубоко втягиваю носом воздух; мои нервы лижет черный огонь. Адди покинула это место всего неделю назад, но в мире торговли людьми это невероятно большой срок.

– Ты отправил мне файлы? – спрашиваю я и не узнаю свой голос.

– Да, – отвечает Джей.

Слышу шорох, когда он собирает вещи, и ощущаю, как на горизонте маячит всепоглощающее истребление.

– Уходи отсюда, Джей.

– Ага, считай, я уже ушел.

– И еще, Джей.