Мой вопрос оказался таким же глупым, как и выражение лица после демонстрации.

— Прием, прием! Синица — я Сорока, как слышите меня?

— Хорошо слышу. А это что, мой позывной?

— Нет, это я шучу.

— Сорока — я Синица. Слышу вас превосходно. Это не шутка. Прием!

Как будто мысли в голове зашевелились (со стереосистемой, которая у меня была когда-то, ничего общего!)

По моей просьбе Ниминоки «поставил» Равеля, его лучшую вещь «дабы сравнить качество». Так от «Балеро» меня еще никогда не коллбасило! Может оттого, что никогда не доводилось посещать филармонию? Настоящую живую музыку слушал только в детстве, когда в поселок заезжал духовой оркестр и на открытых площадках по праздникам уже в городе. До этого считал, что ничего лучше не существует. А классическую музыку постигал с помощью магнитофона и телевидения и не разу не думал посетить концертный зал. Полагал — достаточно.

Следующим на очереди была моя способность говорить, точнее неспособность.

Никаких неприятных ощущений!

Просто я не мог это сделать. В ответ на усилия пошевелить языком и губами, вылетало мычание и слышались непонятные звуки из уст.

Для связи я должен был прикусывать язык и только в крайней необходимости. На вопрос, почему они выбрали такой странный способ Ниминоки сказал, слегка напугав, что это единственный орган, который трудно обуздать. А если и это не смогу сделать (например, буду давиться кляпом), то достаточно задержать дыхание на десять секунд и «включится красная кнопка». Что за кнопка, боязно было спрашивать.

— Похоже, все предусмотрели!

— Все предусмотреть невозможно, — он наконец-то взглянул на меня. — И вам это нужно помнить. Вы все еще можете отказаться.

Как я мог пойти на попятную после всего? Тем более сам вызвался, сам решил. И еще, все больше и больше мое нутро распирал тихий восторг в ожидании предстоящего. В голове все смешалось. Это как выпить литр водки и продолжать соображать. Исключения составляют мелочи, исчезающие со временем и глобальные мысли, подкрепляемые диким желанием их исполнить.

— И не подумаю! — таков был мой ответ.

— Тогда остается привыкнуть к самому главному. Это будет вашей путеводной звездой. Посмотрите на берег.

Ну что в такие моменты может выкинуть землянин, да еще если он русский? Только нецензурное восклицание.

Нужно отдать должное Пазикуу, он даже глазом не моргнул. Только Лэо т Кудисю сморщили лбы, видимо пожалев, что Ниминоки не успел «повернуть тумблер», чтобы я заткнулся. Он продолжал оставаться невозмутимым.

Словно повинуясь чьей-то невидимой руке в метре от меня и до самого горизонта, минуя землю и океан, образовалась пунктирная линия ярко оранжевого цвета. Чуть выше — текст, поясняющий направление и рекомендации, как лучше преодолеть путь. И все это не смещалось, когда я водил глазами, поворачивал голову или закрывал глаза.

После, я услышал справа от себя незнакомую речь. Это был Ниминоки. потом к нему присоединились остальные. Сначала они говорили спокойно, потом сбивчиво и перебивая друг друга, пока их голоса не буквально не слились.

Несмотря на это, я их понимал! Это был тот же второй внутренний голос, который переводил их разговор, вот только этот голос не был похож на мой. Плюс к этому, перед глазами появился текст, который тоже можно было прочесть, если закрыть их.

— Ну, вы ребята даете! — вырвалось у меня.

Я бы и больше сказал, но в это мгновение язык онемел и появилось изображение рук. Они были прозрачными и делали всевозможные жесты с последующим переводом.

— Постарайтесь повторить их, — посоветовал Ниминоки.

Оказалось не так трудно. Для этого всего-то нужно было совместить свои руки с изображением и успевать за его перемещениями. Не хватало только пушки как у терминатора и байкеровского прикида.

— Думаю, теперь вы готовы! — похвалил Пазикуу.

Ниминоки продолжал смотреть на океан, пока его коллега давал последние наставления.

Мы пошли вглубь леса.

Очевидно он хотел, чтобы я до конца преодолел в себе неуверенность, которую скорее бы назвал страхом, перед неизвестностью. То, что мне вначале показалось бессмысленным нагромождением живой изгороди, предстала передо мной вполне обыкновенной растительностью причудливых форм. Деревья в лесу выглядели так, будто их специально кто-то прижимал, вытягивал, завязывал в узлы по мере роста. Из-за этого они не казались высокими и свои ветви и листья подставляли небу, образуя великолепную крышу для тех, кто обитает под ними. Я порядком успел отвыкнуть от всего этого, будучи на Льуане, где, кроме безжизненных деревьев, ничего нет, поэтому изрядно понервничал, когда на меня садились всякие мошки, комары и мухи. Это было пока все, что я успел увидеть из животного мира.

Рельеф местности достаточно ровный с невысокими холмами, покрытые густой травой и мелким кустарником. Ни птиц в небе, ни зверей в лесу, ни каких-либо пресмыкающихся, словно в сонном царстве.

Точно не помню, что тогда говорил Пазикуу (чувсьва обуревали, а хотя надо было послушать). Чтобы был осторожен, набрался терпения и все такое. Главное не стараться быть на них похожим, вести себя естественно, мол, сам привыкну. Все что нужно для этого у меня, видите ли, есть. Помню при этих словах стало немного обидно. Да что там — очень обидно. Побыстрее захотелось оказаться среди тигичан и не видеть этих стариков. Нет, чувства неприязни к ним не было. Пресытился я ими, что ли. Люди они хорошие, интересные, заслуживают уважения одним тем, что не за свою шкуру пекутся.

Но что-то мне все же не хватало. Того, что и на Земле не было.

Попрощались на острове.

Он был последним на пути к Толе. Всего их двадцать четыре и все располагаются друг от друга на разных расстояниях. Я их прошел заочно на плоту, который меня уже ждал у восточного берега. То, что он восточный я узнал, по компасу, появившемуся перед глазами, как только вступил на него. Из всего этого я вынес, что и Тола находится там же.

За всю жизнь никогда не приводилось ходить на подобных конструкциях. Мой «ковчег», как я сразу его окрестил, представлял собой небрежную платформу, собранную из сучковатых бревен, стянутых лианами и кусками веревок изрядно прохудившихся. Вообще плот был печальным — старым и маленьким. Но, не смотря на это, очень прочным. Он принадлежал моему прототипу, который сделал его своими руками. Его нашли на двадцатом острове от Толы рядом с безжизненным телом хозяина незадолго до моего появления на Льуане. Об этом мне поведали перед самой высадкой на остров. Не знаю верить этому или нет, но ни тогда, ни потом не хотелось и вряд ли захочется ломать над этим голову. Нужно