— Давно это было?

— Давно. Вы, кроманьонцы, только-только появились в Европе.

— И за столько тысяч лет ты так и не смог простить?

Я покачал головой.

— С прощением у нас все еще хуже, чем с ложью. Мы на это физически не способны, как мне кажется.

Стелла саркастично хмыкнула.

— А, ну это я знаю, что с ложью у тебя дела обстоят лучше, чем с прощением. Когда именно ты лгал? Когда говорил, что простишь меня, или когда говорил, что не способен прощать?

Я усмехнулся.

— Я не лгал. Я действительно прощаю тебе то, что ты пыталась меня убить. Я прощаю тебе то, что твоя машина красного цвета. Я прощаю тебе, что твои имя начинается на «С», а фамилия — на «Ф». Я прощаю тебе, что небо синее, вода мокрая, а снег холодный. В общем, я легко и непринужденно прощаю тебе абсолютно все то, за что никогда не держал зла.

— В смысле? Не держал зла, но в живот пырнул?

— Меня можно вынудить на жестокость, спровоцировать на насилие, заставить защищаться… Но я никогда не ненавидел людей, которые пытались меня убить. Я не вижу тут повода для обиды. Я — хищник. Вы — добыча. Хищнику естественно есть добычу, а добыче естественно пытаться убить хищника, таков порядок вещей. Ненависть — это эмоция, которая заставляет добычу враждовать с охотником. Но я — охотник, я не враждую со своей едой, кроме собственно охоты ради пропитания. И поэтому мы в большинстве своем не способны ненавидеть. И даже наша вражда со львами не была ненавистью, это мой личный «пунктик», и только потому, что в той ситуации я сам оказался жертвой. Ничего подобного я никогда ни к кому не испытывал. Если не умеешь ненавидеть и копить обиду — то и уметь прощать незачем.

Стелла потерла живот.

— Свежо предание, да верится с трудом.

— Понимаешь, Стелла, я убиваю зачастую очень быстро. Я умею это делать. Обычно в аналогичной ситуации я бью ножом в сердце, в горло, перебивая позвоночник, в висок, в глаз, в рот, снизу в челюсть, чтобы пробить нёбо и поразить мозг. Ломаю или сворачиваю шею, вырываю горло… Я знаю много способов убить быстро и наверняка. А удар в живот случился не от желания причинить тебе мучительную смерть, а от нежелания убивать. Необходимость убить врага вступила в конфликт с нежеланием делать это, и получился промежуточный результат — удар, убивающий не мгновенно. Из-за чего тебя и спасли.

— Вау… Теперь я должна поверить еще и в твою врожденную доброту?

— Не приплетай доброту туда, где все объясняется и без нее. Ты оказалась молодой девушкой, то есть самкой в детородном возрасте. Запретной добычей. Мудрый охотник не ест фертильных самок своей малочисленной еды, если не хочет впоследствии сдохнуть от голода. Будь это иначе — тут сейчас не было бы ни меня, ни тебя, ни этой машины, ни этого шоссе. В природе не существовало бы ни нас, ни вас. Мы ели вас по необходимости — но при этом заботились о вашем выживании, следили за сохранением поголовья… Кроме того… Понимаешь, у нас вообще, как бы странно это ни звучало, существует некая тяга к молоденьким особям нашей добычи противоположного пола. Симпатия, эмпатия, что-то такое. Просто самый простой способ внедриться в стадо или семейную группу людей для меня — через молоденькую девчонку. Наблюдаешь за стадом, ищешь чуть отбившуюся от стада самочку и появляешься перед ней. Быстро завоевываешь ее симпатию тем или иным способом — и она сама приводит тебя к своему стаду. К чужаку, которого привела своя дочь, доверия больше, чем просто к чужаку. Вуаля. Дальше разборка с кем-то из крутых мужчин, чья это была самочка — и вот в стаде новый альфач, которого старики, желающие своей дочурке мужа посильнее да покруче, признают своим. Дело сделано. А еще проще — если девчонка совсем юна и пока не имеет партнера, тогда можно присоединиться к стаду даже без драки.

— Хм… И это действительно работало?

— Это и по сей день работает. В общем, чтобы быстро завоевывать симпатию девчонки, нужно эту самую симпатию чувствовать на самом деле, она не раскусит игру, если чувство настоящее. Такое же приспособление, как и внешнее сходство. Ну вот этот рефлекс и сработал в нашем инциденте. За всю мою жизнь мне несколько раз приходилось убивать молодых женщин, когда те не оставляли мне совсем никакого выбора… Но ты первая девчонка, которая пыталась меня убить. Не делай так больше, ладно? Или хотя бы подожди несколько лет и повзрослей немного.

— Я над этим подумаю, — сказала Стелла.

— А теперь сделай одолжение — притормози у той закусочной и купи мне пару бургеров. Я так и не позавтракал сегодня.

— Эх-х-х… Ладно. И надо себе записать не ходить с тобой в зоопарки и цирки.

Я усмехнулся.

— Лев в клетке — чужая добыча. За многие тысячи лет я хорошо усвоил, что не стоит посягать на чужую добычу без крайней необходимости.

* * *

На следующий день на утреннем брифинге выяснилось, что Войс умудрилась найти прямо в этом же городе человека, очень похожего на одного из «кандидатов в андроиды», но несколько более старого: кандидату, видному корпоративному деятелю, около сорока пяти на вид, по официальной биографии — сорок четыре, а найденному человеку — примерно пятьдесят. Однако поразительное сходство не заметить нельзя.

— Поразительно, — сказала Ева. — Войс, как вам это удалось?

— Эм-м-м… — замялась Войс.

— Она взломала наши сервера изнутри, сделала из них свою «бот-сеть», — мрачно сказал Рик, — и запустила на ней нейросеть Зеродиса.

Ева и Морти уставились на Войс с неприкрытым осуждением.

— Так я это, ради спортивного интереса и тренировки, — с невинным выражением лица ответила Войс. — Все равно вы не используете свои вычислительные мощности на сто процентов, не пропадать же добру?

— Давайте чтобы это было в последний раз? — не то предложила, не то потребовала Ева.

— Да-да, конечно.

Вызвали лидера оперативной бригады, «Быка», и начали решать, как провести проверку. Обсуждение длилось полчаса, и я уже предвкушал хоть какое-то развлечение, поскольку Ева очень хотела опробовать в деле меня или Стеллу, а лучше сразу обоих.

Однако