Все еще встревоженный, я прибываю в половине седьмого и, боясь разбудить его, вначале прислушиваюсь у двери, не зная, как поступить. Прошла едва ли минута, как я слышу в прихожей его знакомые шаги. Я стучу, и он подходит к двери.

«Кто там?» – спрашивает он.

Он открывает дверь и с невинным видом спрашивает меня о цели визита в столь ранний час.

«Но, Георгий Иванович, вы знаете почему. На кухне полный хаос и я обещал, что приду и приведу ее в порядок».

«Очень хорошо», – говорит он и уходит в свою комнату.

Я бросаюсь на кухню и встаю как вкопанный. Все в порядке, в полном порядке! Затем я слышу приглашение: «Чеслав, идите и выпейте чашку кофе!»

Он не позволяет мне спросить, кто вымыл посуду, но я вполне уверен, что это он (что позже и подтвердилось).

Позже, тем же утром, я с тревогой рассказал мадам де Зальцман о происшествии, и моя неловкость увеличилась при виде того, как омрачилось ее красивое лицо. Еще раз, думал я, он пожертвовал своим временем и отдыхом. Для кого? Может быть, для меня? Сколько таких ночей он пожертвовал ради других? И сколько еще пожертвует? Без сомнения, знал только он.

Есть ли предел способности служить, служить взятой на себя задаче? Следовать собственной дхарме?

Все это было выше моего понимания. Дать ответ, кажется, может только тишина.

Пан Филиппович, или археологическая миссия

Станислав Андрианович Филиппович был замечательным инженером-строителем; Гурджиев называл его «Паном», «господином» по-польски. Я расскажу историю удивительных обстоятельств, приведших к их знакомству Георгий Иванович и его последователи находились на юге России, когда их накрыл хаос распространяющейся революции. Поскольку стало ясно, что придется покинуть Россию, Гурджиев организовал научную экспедицию для археологических и этнографических исследований в Закавказье, с целью безопасно провести всю группу на берега Черного моря[4].

Страну тогда поделили между собой белые русские под руководством генерала Деникина и большевики, во главе с Троцким и Лениным. У белых русских Гурджиев искусно получил все необходимые для экспедиции официальные бумаги. Затем, перейдя линию фронта, он раздобыл у большевиков все необходимые разрешения для защиты его «важной экспедиции».

Время от времени Георгий Иванович рассказывал о некоторых комических происшествиях того невероятного приключения. Однажды он с насмешкой показал нам разрешение белых, позволявшее носить оружие, с печатью революционного отряда на обратной стороне, дающей «товарищу Георгию Ивановичу Гурджиеву право носить револьвер для самозащиты».

Здесь я должен рассказать немного подробнее о некоторых драматических моментах, с которыми столкнулась их группа, и о том, как Георгий Иванович всегда успешно находил выход из трудных ситуаций. Однажды, в глубине кавказского леса их экспедицию застала врасплох группа вооруженных людей. После первого потрясения Гурджиев незамедлительно овладел инициативой. Он остановил лошадей, слез с повозки и дружески обменялся с ними рукопожатиями. Подслушав несколько слов их жаргона, он сразу же определил, что имеет дело с бандитами.

Пока спутники дрожали от страха, столкнувшись с вооруженными до зубов разбойниками, он заговорил с ними на их языке. В стране беззакония, кишащей бандитами, нужно быть готовым к таким встречам.

Переговоры заняли много времени. Поскольку главаря не было, Георгий Иванович воспользовался дружелюбием его заместителя, и один из бандитов проводил экспедицию в их укрытие. Георгий Иванович подшучивал над спутниками, что здесь он надеется провести одну из редких спокойных ночей.

И все в точности так и произошло. Им предложили жареного на вертеле ягненка и невероятное количество кавказского вина. Шумный вечер все не заканчивался, музыка и популярные песни эхом отзывались в лесу, объединяя всех присутствующих духом товарищества.

После хорошего ночного отдыха, благодаря гостеприимству главаря экспедицию в пути много миль сопровождали двое бандитов – без сомнения, до конца своей территории. Там их передали другой группе бандитов. Они сделали короткий привал, перекусить и выпить терпкого вина. Из-за отсутствия времени лишь крепкие рукопожатия подчеркнули начинавшуюся дружбу.

Спокойно и непринужденно экспедиция вновь отправилась в путь. Через несколько небогатых на события переходов они пошли вдоль строящейся железнодорожной линии. К дому, первому признаку обитаемой местности за несколько недель, они подошли после полудня. Возле дома имелся двор с надворными постройками. В поисках лучшего за последнее время места для отдыха Гурджиев постучал в дверь, надеясь на гостеприимство. Ее тут же открыл молодой человек и попросил вновь прибывших входить.

Пан (а это был он) дал указание слугам отвести в конюшню и накормить лошадей, а затем сердечно пригласил всю группу удобно располагаться в его доме. Сразу начались приготовления к празднику в честь гостей.

Намного позже, в Константинополе, Пан рассказал мне свои первые впечатления от группы. «Я действительно не понимал, – говорил он. – Эти люди казались мне немного странными – одновременно и серьезными, и веселыми, они очень уважали одного человека – не очень влиятельного в обычном смысле. Он не принадлежал ни к одутловатым представителям бюрократии, ни к надменному военному типу, к которым мы так привыкли. Я не мог точно указать, что же в нем было особенного».

Тем вечером они смогли вымыться, радостно выливая на себя ведра воды. Следующим утром они ухаживали за своими лошадьми и чинили снаряжение. Пан рано ушел на работу, но к полудню его принесли на носилках. Присутствовавший там доктор Стьернваль стал свидетелем, как Пана положили в тени и накрыли шерстяным одеялом. Он осмотрел Пана и обнаружил, что тот провалился в глубокий сон.

Им сказали, что в последнее время он часто впадал в такое состояние. «Он теряет сознание, – сказал один из его рабочих. – Это случается в основном на строительной площадке, когда он смотрит на вершины гор и на далекий горизонт. Сначала мы волновались по этому поводу и вызывали доктора, но тот всегда приходил уже после того, как Филиппович приходил в сознание. Хотя он много раз ездил в город для консультаций с докторами и принимал несколько различных лекарств, он по-прежнему, как и в этот раз, засыпает. Теперь мы просто кладем его в тень и оставляем в покое. И хорошо отдохнув, он приходит в себя».

Группа обедала без хозяина. Казалось, Гурджиева заинтересовал этот случай, но он не вмешивался. Время от времени он поднимал одеяло и всматривался в лицо спящего человека. Чуть позже Пан проснулся и встал, как ни в чем не бывало.

«Если бы не свидетельства окружающих и доказательства в виде моих часов, – говорил мне Пан в Константинополе, – я бы никогда не поверил, что со мной