Шрифт:
Закладка:
— Беги, Ри! — Лодисс оттолкнула его, но тут же притянула обратно, провела по щеке тыльной стороной ладони, будто хотела запомнить ощущение мягкой щетины. Глаза небогляда постепенно стекленели, обретая твердость. Мелькнувшая вдруг капля нежности растворилась и исчезла. Она снова оттолкнула и крикнула на прощанье: — Беги!
И он оставил Ло.
Сердце разрывалось в клочья, в висках ухало, его трясло, но данное негласно обещание тянуло вперед, мимо застывших в нерешительности волков-тамасканцев, через валежник… Перед взором плыло, деревья мелькали, он то сваливался в низины, то карабкался по оврагу. Его накрыла знакомая волна душевной боли… И снова давящее осознание того, что из-за него погибли люди. Ло осталась на верную смерть. Охотники, которые помогли в трудное время, вытащили из грязи, накормили и согласились проводить — они мертвы… Иногда задуманное идет не по плану.
Внезапно Ри увидел проблеск впереди и вывалился из густого подлеска на поляну, а та тут же оборвалась в пологий склон. Ри кубарем покатился вниз, загребая горстями песок. Обрыв был небольшим, устланным сплетенными корнями. Парень быстро вскочил и огляделся. Впереди, до самого горизонта раскинулось море песка и камней, поросшее редкой чахлой травой. Вдалеке, то тут, то там виднелись шары сверкающих кустарников. Солнце стояло почти в зените, слепило нещадно.
Ри отряхнулся и побежал, но спустя несколько мгновений сзади послышалось рычание. Обернувшись, он увидел, как из Гиз-Годолла на опушку вышли несколько волков. Мусанга, черная, выделяющаяся более внушительным размером волчица, просто сидела и спокойно смотрела вслед Ри, остальные нервно грызлись между собой, но особо не усердствовали. Ри устало отдалялся, время от времени поглядывая через плечо, чтобы удостовериться — звери не покинут пределов места, откуда черпают свою силу. Но тут до него донесся жуткий, продолжительный вой, а с ним и поток горячего воздуха, окунув Ри в песочный вихрь.
Мусанга спрыгнула и засеменила по свежим следам. Остальные тамасканцы провожали ее тоскливой песней, задрав головы кверху.
Ри вытер глаза, полные песка и слез отчаянья, и ускорился.
Атаранги
Пото был рожден потаскушкой в курятнике между сварливо кудахтающими наседками и кучей навоза. Тут же и оставлен. Его мать отряхнулась и пошла допивать бормотуху в местную тесварицу. Для нее это были четвертые снося за последний гвальд. Пото оказался на удачу живучим и единственным из четверых, кто прожил более одного дня.
Он всегда знал имя своей матери. Подобравший орущего младенца мужчина предложил блуднице, которую и женщиной-то язык назвать не поворачивался, горсть медяков за новорожденного. Она не отказалась — этого вполне хватало на кружку крепленого пива, — хотя он мог и вовсе не платить, а просто забрать ребенка. С эклиотиков за мальчика незнакомец выручил в десять раз больше.
Пото всегда знал имя своей матери. Но чтобы взять его вторым именем себе… Да чем он отличается от тех детей, никогда не знающих имен матери и отца, кого продали, бросили или оставили умирать? Он был именно таким.
Ребенок рос с устойчивой ненавистью к людям, с уверенностью, что в мире, где матери бросают детей умирать в навозе, не может существовать ни одна из человеческих добродетелей. И если кто-то и проявлял заботу и внимание к угрюмому молчаливому мальчику, он старался их не замечать, считая таких людей призраками, иначе страх сковывал гортань. Почему боязнь людей обрела свое пристанище именно в горле мальчика, Пото не понимал. Возможно это от того, что он много кричал первое время после рождения. Он этого не помнил. Но дыхание перехватывало, а холодом связывало язык, когда маленькому Пото встречались добрые люди. Он зажмуривался: «Это не взаправду. Их не существует. Они призраки».
Повзрослев, Пото перестал бояться людей. Он научился их убивать. Но и теперь доброту старался не замечать. Давалось это весьма легко, потому как доброта и сама держалась от безмолвного подальше.
Но однажды он промахнулся. Ее звали Шейя лан Див. Почему его рука дрогнула, когда жертва внезапно обернулась в сторону притаившегося вайши, он так и не понял. Она несла ребенка на руках. Заказ был только на нее, но это не проблема для мастера искусства убивать.
Всегда были страхующие, невидимые и бесшумные. Братья исправили ошибку. Дитя осталось плачущим возле бездыханного тела матери.
Наказание за промах всегда одно: горная река Кумбхала или Смертоносная в Дургамах, чьим бурным водам промахнувшийся вайши предоставлял свою жизнь. Выжить в безжалостных потоках, даже пытаясь спастись, задача не из легких, а уж отдавшись на волю судьбы — невыполнимая. Но история клана наемников помнит и чтит единственный случай чудесного выздоровления после прохождения испытания. Это эпизод из жизни Учителя, о котором он старался не вспоминать. Прошедший испытание Кумбхалы считается не просто рожденным заново, а воскресшим и возвышенным над ошибками прошлого.
Пото спас Коган Халла, случайно оказавшийся с отрядом в тех краях и заметивший тонущего человека.
Теперь Пото стал безмолвной тенью, вайши, обязанным подчиняться приказам спасителя, и следовал за ним по пятам.
Дорогою судьбы Пото сопровождал Когана, когда охотник, обменяв ценный аманкул на сведения о пийре, больше похожие на слухи, загорелся желанием заполучить иноземный карг. Он был уверен в том, что этот пийр был именно небесным камнем, но падающим лишь за океаном, и в том, что артефакт обладал невероятной силой. Его совершенно не интересовало то, как пийр добрался до Тэи, он был одержим лишь идеей обладания уникальным каргом, который превратит его в непобедимого воина. Коган метил в личную гвардию владетеля Гирей и мечтал о походах в Дикие земли.
Как же громко и долго он хохотал, когда от пророчицы Немервы с побережья Ди-дор узнал, что пийр прибыл с женщиной, ставшей впоследствии женой его старшего брата. А ведь однажды он повстречал их. Но тогда еще ничего не знал о таинственном камне, взбудоражившем жизнь охотника. Возможно, пийр даже был при ней в ту встречу. А он лишь похвалился своими достижениями, посмеялся над участью братца и, довольный, пришпорил лошадей.
Только Пото заметил, что удовлетворение от встречи быстро сменилось отчаянием и тоской.
И вот они в Атаранги. Вальяжно, не спеша преследуют Рийя Нон, сбежавшего с пийром. Коган уверен: торопиться не стоит. Он убеждает своих людей, что пийр почти у него в руках, осталось только забрать. Но Пото знает: каргхар боится спугнуть птичку с драгоценным камушком в когтях. Ведь птичка не в клетке, а, будучи на свободе, племянник может натворить что угодно, если не проявить должной осторожности.
Вершины скал Туманного ущелья растворялись в молочной мгле. Цепляясь колючей лозой, вьюн-падальщик, горное растение с большими округлыми листьями темно-зеленого цвета, опушенными снизу, медленно вползал в каждую щель и нору на своем пути, отыскивал слепых птенцов, душил их, обвив цепкими стеблями, и, потеряв интерес, продолжал карабкаться вверх.
Пото стоял у входа в один из лучших постоялых дворов Атаранги, задрав голову, вознесясь мыслями так высоко, что воспоминания наверняка покрылись бы инеем, когда из комнат донесся крик спящего Когана Халлы.
