— Быстрее, — пропищала она бесцветным, сухим голосом. — Входите.

На земляном полу валялась пара трухлявых пней, по которым ползали желтые, мелкие муравьи. Стены увешаны шкурами овец, кроме двух отверстий — через них пробивался призрачный свет. От теплой, плотной вони затхлого дерьма слезились глаза.

У одной из дыр, служивших окнами, пристроилась хозяйка, она с опаской выглядывала и нервно покусывала губы. Ри не заметил сразу, но ее лицо разделял старый шрам. Почти пополам: через бровь, спускаясь сбоку по носу и задевая краешек рта. И что удивительно: кожа другой половины лица была совершенно чистой, без морщин, словно принадлежала молодой, здоровой девушке. Тряпья, видать, на ней было навешано предостаточно: из-под поношенной безрукавки виднелись обрывки грязного разноцветного платья, свисающие клочьями. Ноги босы, въевшаяся грязь превратила их в черные культяпки с неразличимыми пальцами.

Ри тяжело дышал и не сразу собрался с мыслями, завороженный внешним видом старухи. Лодисс, немного отдышавшись, опомнилась первой:

— Спасибо…

Старуха ухмыльнулась, обнажив половину здоровых, ровных зубов. Но Ри заметил, что с другой стороны зубы почти отсутствовали, а те, что остались, торчали гнилыми, расщепленными останками.

Ло обеспокоенно посмотрела во второе окно в стене, ближнее к выходу. Она проверила оставшиеся ножи, припрятанные в одежде, подтянула завязки гвиртовых вставок. Если вид старухи ее и тревожил, то небогляд никоим образом не выказывала этого.

— Вы знаете, как выбраться из леса?

— Я-то? — Говорила старуха почти не раскрывая рта и растягивая слова, хриплым, гортанным голосом: — Знаю. Но вам отсюда не выбраться.

— Давайте мы уж как-нибудь сами это решим. Вы нам только покажите направление, а мы уж постараемся…

— В Гиз-Годолле, — прервала хозяйка, повернувшись к гостям, — эти гаденыши не единственные, кто любит полакомиться человечиной.

— А вы здесь как выжили? — спросил Ри. Этот вопрос мучал его с того момента, как они выбрались из валежника к лачуге, и лишь усиливал волнение, когда старуха с лицом, только наполовину старым, пригласила их войти. А еще он вспомнил слова Матаары о человеке, переставшем быть человеком, и обитавшем в лесу. Сердце все еще бешено колотилось, не желая успокаиваться, и Ри лихорадочно искал возможности для спасения, чувствуя, как нить, появившаяся вдруг, снова ускользает. — Не боитесь волков?

— Это иженкум. — Старуха обвела взглядом свое жилище. — Дом, в который можно войти только по приглашению. Слышали о таких?

— Хижины тварей, — ответила Лодисс, нащупывая лезвие ножа во внутреннем креплении. — Полулюдей из сказок. Прихвостней Думрока, которым он даровал способность оборачиваться любым крупным животным взамен на верную службу.

— Если верить сказкам, то именно так. Я убила последнего и заняла его место. Этот иженкум. Благодаря мне истории о тварях остались в прошлом.

Предостерегающий взгляд охотницы остановил Ри от дальнейших расспросов. Неужели они попали из одной западни в другую? Ладони внезапно вспотели и похолодели.

— Должно быть, вам пару десятков гвальд? — Ло осторожно прощупывала нового противника.

— Больше. — Старуха, вытянувшись на носочках к потолку, сложенному из тонких прутьев, поскребла подбородок жилистым грязным пальцем и добавила: — Гораздо больше.

— Как такое возможно?

— Ты бы не спрашивала, зная Гиз-Годолл так, как знаю его я.

— А теперь охотитесь на волков?

Хозяйка насмешливо приподняла бровь молодой части лица. Губы ее почти не шевелились, поэтому у Ри сложилось жутковатое впечатление, что говорит не она, а кто-то сидящий внутри.

— Это не волки. Были когда-то. А потом люди изловили их, посадили в клетки, изуродовали и потешались. Они перестали быть волками в тот миг, когда у них забрали свободу. Тамасканцы — так стали их называть. Хлысты богов. А теперь люди забыли, поглупели и называют их пренебрежительно — гаденышами.

Старуха затихла, снова скрючилась, свернувшись клубком, прикрыла глаза, почти уснула. Она стала похожа на высушенный комок тряпок с седой копной волос.

Озноб от морозной сырости и червоточащей вони, царивших в иженкуме, прошиб Ри, несмотря на утепленный плащ. Ло осторожно сместилась к отверстию в стене и снова выглянула наружу.

Вернувшись из забытья, старуха продолжила свой рассказ, воскликнув гнусавым голосом:

— Я пыталась!

С этими словами левой, неспрятанной рукой, откуда-то из закромов тряпья, в которое была облачена, она достала крючковатый, мутно поблескивающий сучок.

— Коготь пещерного ящера с Острокаменных островов. Вы о таких, поди, и не слыхали? А я истоптала пол-Тэи и много чудес повстречала на своем пути. Это самое смертоносное оружие в ближнем бою. Единственное земное, что может вспороть любые каржьи латы. — Голос обретал живость, торопливость, молодея, окунаясь в далекие времена. — Ох, сколько я распотрошила отравленных людишек, коих называли тварями, своим крюком. Даже имя ему дала… — Фразу закончила мечтательно, с нежностью и вожделением разглядывая коготь. — Ноктюрм. Ни разу меня не подвел. До встречи с Мусангой. К тому времени я уже обзавелась этим жильем, кончила несколько притворных… ну, тех, кто сочувствовал тварям — они ими притворялись… — Старуха вдруг изменилась: взгляд обрел ясность и жесткость, дряблая часть лица исказилась злобой. Она с отвращением сплюнула и вскрикнула: — Да откуда мне было знать?! Жалкие людишки ополчились на меня, забыли, от кого я защищала их столько гвальд, от кого избавила навсегда! Но возмездие не запоздало. — Она снова стихла, голос вновь приобрел тягучую дремоту: — Мусанга из тех зверей, что сбежали из цирка уродов и поселились в этом лесу. Так прозвали ее местные, что жили возле леса. За дикий нрав и безумие. Она была бешеной. — На некоторое время старуха снова замолчала, прикрыв глаза. Но морщинистое веко вздрагивало и пару раз обнажало мутный, белесый взор. — Знамо, что свело ее с ума — человеческая жестокость. Она набрасывалась на всех: людей, других волков… Однажды она сгрызла дерево от обуявшей злобы. Под корень. Но ее мучения прекратились, когда Мусанга проглотила шутеру.

В груди Ри что-то екнуло. Лодисс вздрогнула, опешив.

— Шутеру? — переспросила она удивленно. — Этого быть не может. Оранжевые карги падают не каждый сезон. И даже если известно место падения, охотники не спешат проливать кровь за шутеру. Каждый случай овладения им заканчивался плачевно.

— Ты заблуждаешься, девочка. Вы, небогляды, замечаете лишь один карг из десяти. В земле их больше, чем вплавленных в ваши жалкие побрякушки. Мелины, шутера…

Ведьма вытянула руку с Ноктюрмом, указывая на Ри, и тут же пошатнулась. Она качнулась назад и оперлась на правую конечность, оказавшуюся по локоть волчьей лапой с длинными, безобразными когтями.

Рийя и Лодисс отшатнулись. Ри всерьез задумался о побеге и схватил небогляда за руку, надеясь, что жест будет расценен как попытка защитить, а не обрести уверенность.