—Даш! На меня смотри. Делаем вид, что их не видели. Захотят — сами подойдут.

Отмерев, я поворачиваюсь к ней. Взгляд мечется по столу, грудную клетку распирает от утяжелившихся вдохов. «Бух-бух-бух»,— снова тарахтит сердце. Ну надо же, а… Ну надо же… Из десятков мест, облюбованных нашей компанией, они пришли именно сюда.

—Заметили нас,— практически не разжимая губ, докладывает Ксюша.Придает лицу безмятежное выражение и машет ребятам.

А как вести себя мне? Повернуться? Вряд ли я смогу правдоподобно сыграть удивление от встречи, когда от паники и волнения руки ходят ходуном.

—Идут к нам. Расслабь плечи немного. Ничего страшного не происходит. Вы бы все равно рано или поздно встретились.

Я пытаюсь последовать ее совету: сцепляю дрожащие ладони в замок, выпрямляю спину. Да, рано или поздно мы с Димой все равно бы встретились: у нас общая компания, а в его квартире остались мои вещи. Просто не рассчитывала, что так скоро. Ни я, ни Дима пока не готовы. И очень жаль, что я успела выпить лишь один бокал просекко. Сейчас не помешал бы второй.

—Привет!— разносится над столом фальшиво бодрый голос Роберта.— Вот это встреча неожиданная.

Подняв голову, я дергаю губы в слабой улыбке.

—Привет.

Сеня стоит рядом с Робсоном, Дима — за ними. Мне страшно встретиться с ним взглядом. Не из боязни прочесть в его глазах ненависть, а из-за страха увидеть отпечаток страдания.

Напрасно.Дима предпочитает смотреть в сторону. Выглядит, как и всегда, хорошо: волосы уложены, гладко выбрит. Разве что кожа немного бледнее, чем обычно.

—Как дела?— расслабленно спрашивает парней Ксюша.— Вы перекусить?

Я ловлю на себе взгляд Роберта, от которого пробивает током. По тому, как он смотрит,— внимательно, чуть настороженно,— вдруг понимаю, чтоРобсон знает. Мы знакомы слишком давно, чтобы не прочесть это в его глазах. Сочувствие и тяжелый вздох:«Даш, ну еб твою мать».

То есть Дима с ним поделился? Наверное, это хорошо.Я ведь хотела, чтобы у него была поддержка. Да и кому, если не Роберту, о таком рассказывать? Он из тех, кто внимательно выслушает, но не станет давать оценку. Да, Роберт друг, был и остается. Даже сейчас в нем не видно и толики осуждения в мою сторону.

—Я в «Кастро» хотел,— отвечает Сеня, опуская на меня тяжелый взгляд.— Это Робсон зачем-то сюда предложил.

Я сильнее стискиваю ладони, которые вновь ощутимо дергаются.Мне не показалось? Сеня смотрит с враждебностью?

Глаза невольно находят Диму, который изучает стену справа от нас. То есть он им всем рассказал? Но… Я думала, измена — это не то, о чем хочется трубить повсюду. Тем более когда прошло так мало времени. Думала, ему больно и хочется пережить это в первую очередь с самим собой… По крайней мере, так было у меня. Никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось делиться.

—Ладно, вы, наверное, поболтать хотите…— Роберт переводит взгляд с Ксюши на меня.— Не будем мешать.

Грудь сдавливает клещами. Когда наша компания сидела по разным углам одного заведения? И вот так теперь будет всегда?

Не было возможности подумать, как все изменится после нашего расставания. Значит, мне и Диме придется проводить время с друзьями по отдельности? Составить график?

Прежде чем безысходность ситуации размажет меня окончательно, впервые заговаривает Дима:

—Не обязательно уходить из-за меня.—Его взгляд мельком задевает мою щеку и останавливается на Роберте.— Нормально всё. Давайте здесь посидим.

Мне кажется, в эту секунду на лицах каждого из нас одно выражение. Неверие. На моем так точно.Следом возникает необъятное чувство признательности кДиме. Какой он все-таки молодец. Несмотря ни на что, хочет, чтобы компания держалась вместе.

—Девчонки, вы не против?— с новым воодушевлением спрашивает Роберт.

—Я нет.— Ксюша вопросительно смотрит на меня.— Ты что скажешь, Даш?

—Не против конечно,— заверяю я и для убедительности отодвигаюсь к стене вместе со стулом.

В груди радостно покалывает. Сейчас радует все, что позволяет сберечь привычный, полюбившийся мир.

Робсон садится рядом со мной, Сеня и Дима — напротив. Нет, мне не показалось: Арсений в открытую показывает свое осуждение. Не смотрит на меня, зато чересчур любезничает с Ксюшей и слишком демонстративно внимателен к Диме. Такое поведение походит на бойкот.

—Что пьешь, Дашуля?— весело интересуется Роберт и, схватив мой фужер, вытряхивает в себя остатки.— Шампанское?

—Просекко, неандерталец,— улыбаюсь я, боря желание обнять его в знак признательности.

Он тоже чувствует напряжение в воздухе и пытается меня поддержать.Что бы ни происходило — в обиду не дам. Ты наша.

Ожидаемо, фонтанировать весельем и занимательными рассказами не получается, и ответственность за поддержание разговора целиком ложится на плечи Робсона и Ксюши. Дима по большей части молчит и пьет пиво, несмотря на попытки Сени вовлечь его в обсуждение недавно вышедшего электрокара. Мое немного воспрянувшее настроение снова ползет вниз.Диме плохо из-за меня.

Отчасти поэтому спустя минут сорок и еще один бокал вина я принимаю решение уехать. Не дура ведь — понимаю, что мое присутствие отягчает обстановку. Главное, чтобы это было временно, а не навсегда.

—Ребят, я поеду.—Перекинув через плечо сумку, поднимаюсь из-за стола.— Завтра на смену рано. Нужно выспаться.

По очереди смотрю на каждого — не прятать же глаза. Ксюша с пониманием кивает, беззвучно говоря:«Япозвоню», Сеня нарочито смотрит мимо, Дима… Дима неожиданно отодвигает пиво и встает.

—Давай выйдем на пару слов.

Ноги слабеют, сердце дергается, словно под давлением дефибриллятора. Я чувствую на себе внимание Роберта, ошарашенный взгляд Ксюши. Бормочу «конечно» и выхожу из-за стола.

Дима следует за мной, запустив руки в карманы. Раньше не замечала у него такой привычки. У меня нет ни малейшей идеи, о чем он хочет поговорить. Ни единой.Хочет сказать, чтобы поскорее вывезла свои вещи? Спросить, где и в какой позе я трахалась с Адилем? Потребовать вернуть подарки? Я, конечно, верну.

Мы выходим на улицу. Я обнимаю себя руками, разворачиваюсь к Диме лицом. От волнения позвоночник ощущается как негнущийся металлический штырь. Выбираю нейтральный тон: максимально спокойный, не заискивающий.

—Что ты хотел сказать? И… Как дела?

Дима лезет в карман и выуживает из него смятую сигаретную пачку. Наполовину пустую.Щелкаетзажигалкой, затягивается. Сразу видно, что он не курит. У курильщиков движения небрежные, отточенные. Как у Адиля.

—Дела не очень.—Кашлянув,Дима выпускает изо рта неровное облако дыма и смотрит мне в глаза.— Плохо спал эти дни.

«Прости,— надрывным шепотом звучит в голове.— Я знаю, что сделала тебе больно. Пожалуйста, прости».