Ближе к дверям Дочери Ворона сидели кучкой вокруг Сигрун, которая грела руки над жаровней, с нескрываемым презрением глядя на фигуру в высоком кресле. Хредель дремал в пьяном оцепенении, окруженный ковром из разбитых глиняных кувшинов – последних винных запасов Храфнхауга. Ярл не мылся несколько дней; его борода была спутанной и жесткой от пролитого питья, волосы растрёпаны, и от него воняло.

– Можно подумать, этот ублюдок в трауре, – прошипела Сигрун. Она взяла у одной из младших дочерей миску ячменного рагу и ломоть жёсткого хлеба.

– Может, Ауда привезёт хорошие вести, – сказала Гейра; сестра Колгримы, узловатая, вся покрытая шрамами, она была на несколько лет моложе Сигрун.

– Если бы эта дура Диса, – фыркнула Сигрун, – выполнила свой долг, нам не пришлось бы посылать Ауду за вестями о Флоки. Видят боги, надо было утопить её при рождении и сказать матери, что у неё мертворожденная.

– Послушай себя, Сигрун, – подняла взгляд Гейра от своего скудного ужина. – Все мы гордились бы, что наша внучка служит Человеку в плаще. А ты? Ты оскорбляешь и презираешь каждый поступок бедной девочки.

– Не думаю, что это твоё дело, Гейра.

– Это дело всех нас, старуха, – ответила Гейра, махнув ложкой. – Ты самая старая, но всё же не наш вождь. Это Диса, как и Колгрима до неё. Говори о ней хорошо, как бы тебе не было противно, или вырежи метку со щеки и сиди с другими старухами!

Лицо Сигрун почернело, в её глазах замерцал огонёк едва сдерживаемого насилия, прямо как молния сдерживает гром. Но она не успела ответить, ибо двери в Гаутхейм с грохотом отворились.

На пороге стоял мужчина с круглой грудью и кривыми ногами, щеголявший густой седой бородой, которая струилась, как мох по скалистой поверхности дуба. Он был сыном старого Хюгге, его звали Хюгелак. Он уставился на высокое кресло, морщины заботы и беспокойства глубоко врезались в его широкий лоб, когда он увидел состояние ярла. Хюгелак оглядел лица всех присутствующих. Казалось, он принёс срочные вести. Наконец, его взгляд остановился на Сигрун.

– На причале кое-что случилось, – сказал Хюгелак, указывая назад, откуда он пришел. Хюгелак строил корабли и лодки и вонял своим ремеслом – дёгтем, рассолом, смолой и паклей. – Разбудите ярла. Он должен увидеть это своими глазами.

– В чём дело?

– Тех, кого он послал? Они вернулись. Будите его, женщины. Он должен это узреть.

Сигрун ещё недолго смотрела на строителя, а потом махнула Бьорну Сварти.

– Разбуди его, если сможешь.

Кивнув, Бьорн Сварти поднялся по ступеням к креслу.

– Ярл, – сказал он. Затем добавил громче: – Ярл Хредель!

Хредель завертелся, застонал и открыл один глаз. Затем оба его глаза резко раскрылись. Хредель потянулся вперёд, зловонное дыхание свистело у него между зубов, когда он схватил запястье Бьорна Сварти.

– Флоки!

Бьорн поймал его за плечо.

– Нет, ярл. Это Сварти.

– Сварти? – Хредель заморгал от слёз. – Я… я думал…

– Ярл.

Хредель прочистил горло и кивнул.

– Что такое, Сварти? В чём дело? Вы привели девчонку?

– Хюгелак что-то нашёл. Он говорит, тебе надо спуститься с ним к причалу.

Хредель отмахнулся от этого заявления.

– Я слишком устал, чтобы играть в эти игры, Сварти. Иди сам, будь моими глазами и ушами.

Угрюмая челюсть гёта упрямо сжалась.

– Нет, ярл, – сказал он. – Хюгелак Хюггесон просит тебя встать и пойти. Ему не нужен Бьорн Сварти.

За их спинами по Гаутхейму пробежал обеспокоенный шёпот. Может, с Аудой и парнями случилось что-то плохое? Хредель слушал и наконец кивнул. Ярл крякнул и с трудом выпрямился.

– Тогда веди. – Он отмахнулся от попытки Сварти поддержать его и, пошатываясь, двинулся во главе процессии. Дочери шли рядом с присягнувшими ярлу людьми, слугами и другими зеваками. Все они вышли за Хюгелаком из Гаутхейма.

Потребовалось меньше четверти часа, чтобы добраться до причала, – того самого причала, с которого они отправили Дису. Тяжелые хлопья снега кружились с небес, шипя в пламени факелов или прилипая к плащам и капюшонам. Лес вокруг них, казалось, скрывал невидимых людей; руки схватились за рукояти мечей, а мужчины крепче сжали топоры.

– Да, – сказал Хюгелак дрожа. – Будто за нами наблюдает сам Один.

– Это не Всеотец, – прошептала Сигрун тем Дочерям, что были рядом. – Это он наблюдает.

В конце тропинки их встретил старый Хюгге.

– До восхода, – сказал Хюгелак, – мы с папой услышали рог Аска, но он прозвучал слабо, будто Аск дул с последним вдохом. Мы пошли по звуку и обнаружили вот что.

Народ Храфнхауга выстроился позади своего ярла, вытягивая шеи, чтобы рассмотреть получше. На деревьях вдоль кромки воды, на самых толстых ветвях, болтались четыре фигуры, подвешенные за лодыжки. Это были Ауда и Хрут, а ещё Аск и Бьорн Хвит, вздернутые, как молочные поросята.

– Мы не трогали их, – сказал Хюгелак, – а сразу пошли за тобой.

– Кровь Имира, – сказала Сигрун, протискиваясь мимо ярла, чтобы добраться до Ауды. За ней пошёл Бьорн Сварти.

– Это… это он убил их? – Ярл Хредель облизал губы, от его лица отлила кровь, а над бровью выступил пот. – Это сотворил Человек в плаще, да проклянут боги его имя?

Тот же страх проснулся во всех: «Человек в плаще убил их!»

– Держи свой нечестивый язык за зубами! – рявкнула Сигрун; она повернула Ауду и осмотрела травмы. – Она не мертва. Гейра, помоги мне!

– Эти трое – тоже, – сказал Сварти. – Их хорошенько побили, но они дышат. Скорее, парни! Спустите их.

Гейра помогла Сигрун, пока мужи ярла спускали своих. Вскоре все четверо были свободны и стояли на ногах, потрёпанные, но живые. Ауда опёрлась на плечо Гейры и плевалась кровью.

– Он… он не отдал нам её. В смысле, Дису. – Ауда посмотрела на Хределя. – Она защищала тебя, как могла, ярл. Она не сказала ему о твоих угрозах. Но он всё равно узнал и собирается сравнять счёты.

– Сравнять? – спросил Хредель. – Видимо, он удвоил ставку, а не сравнял!

Он повернулся и посмотрел на всех, кто пришёл сюда из Храфнхауга. Некоторые кивали, другие застыли, будто полотно их жизни рассыпалось на нити.

– Я считаю, что это Человек в плаще перешёл черту! Мы всё даём и даём, а когда просим о небольшой услуге, нам отказывают, нападают на наших людей и заставляют жить в страхе? Хватит! Надо выжечь этого ублюдка!

– А что потом? – спросила Сигрун. – Например, у нас получится, что тогда? Обернёмся к Белому Христу, чтобы тот защищал нас от шведов и норвежцев?

– А почему нет? – Хредель неуклюже изобразил крест. – Зачем мы шведам и норвежцам, если мы будем едины? Если мы преклонимся и помолимся Пригвождённому Богу, зачем им нас убивать?