А потом она зашла в дом. После этого последовала цепь событий. Какими бы нелогичными они ни были, они просто сошлись вместе естественным образом.

Мне никогда не нравилось что-то настолько нелогичное, как когда она стонала на весь дом, потому что ее тугая киска едва могла взять мои пальцы. Мысль о моем члене внутри этого узкого места мучила меня с тех пор, как я вышел из ее комнаты, а она наблюдала за мной своими обвисшими глазами-хамелеонами, в основном зеленого цвета.

И теперь я знаю, как они выглядят, когда она возбуждена. Когда говорит о пальцах, желании и долбаных потребностях.

Сексуальных.

Теперь и у меня есть потребности, но они не сексуальные. Они яростные, как когда я увидел её, слезающую слезает с мотоцикла этого ублюдка.

Потому что она сейчас с ним.

Причина, по которой она ушла сегодня рано утром, не позавтракав, состоит в том, что ей не терпелось попасть на фирму и встретиться с ним.

Он прошел стажировку. Почему-то я даже не знал, что он подает заявку в W&S. Хотя должен был это предвидеть и убрать его с самого начала.

Его зовут Кристоф. И нет, я не ставлю перед собой задачу знать имена каждого стажера, но мне нужно было получить дело Кристофа.

И да, возможно, я хотел найти лазейку, чтобы выгнать его.

Я изучаю файлы, которые мне прислал HR, пока смотрю на зону стажеров из-за угла.

Гвинет и этот необычный байкер сидят вместе, толкают плечом друг друга и смеются.

Я смотрю на помощника адвоката, который должен ругать их за послабление. Или Нокс, который принял Кристофа, что неудивительно, и приказал своему стажеру вернуться к работе.

Очевидно, что ничего из этого не происходит.

Я снова смотрю на досье Кристофа, и моя челюсть сжимается с каждым фрагментом информации, который я читаю. Оценки, вопросы на собеседовании и посещаемость отмечены высокими отметками. Чрезвычайно многообещающе выглядит записка, оставленная о нем HR.

Может быть, я смогу отправить его в другой филиал и избавиться от него раз и навсегда.

Мои заговоры прекращаются, когда мой телефон вибрирует при звонке, закрывая мне доступ к электронной почте, а на экране мигает миссис Уивер.

Вот как мы с Себастьяном обращаемся к маме за ее спиной. Она последний человек, с которым я хочу говорить прямо сейчас. Или когда-либо.

Как только я нажимаю "Игнорировать", она отправляет сообщение.

Миссис Уивер: Ты просто проигнорировал меня, Натаниэль?

Очевидно.

Миссис Уивер: Ты можешь усердно играть в недотрогу, чтобы получить все, что хочешь, но я услышала нечто тревожное и мне нужно подтверждение, прежде чем все не полетит к чертям. Немедленно перезвони мне.

Что-то настораживающее, как например, кто-то, вероятно, спросил ее, гей ли я. Вот что говорят обо мне ее светские друзья, когда я отказываюсь встречаться с их чопорными и порядочными дочерьми. Что я гей.

Я игнорирую маму и ее поверхностное окружение. Мысль о ней и отце вызывает тошноту, от которой я пытался избавиться уже гребаные десятилетия.

Но Гвинет и необычный байкер все еще болтают и смеются. Они все еще заперты в собственном мире, будто всего остального их окружения не существует.

Я беру свой телефон и звоню ей.

Ее улыбка исчезает, когда она видит мое имя на экране, и несколько раз сглатывает, прежде чем берет трубку.

— Привет?

— Ты закончила отчет, который я отправил тебе сегодня утром?

— Почти.

— Почти еще не значит, что дело сделано, Гвинет.

— Мне нужно еще немного времени.

— В мой кабинет. Сейчас же, — вешаю трубку и поднимаюсь на лифте на верхний этаж, затем иду в свой офис и сажусь за свой стол.

Вскоре после этого в дверь стучат, и Гвинет заходит внутрь.

На ее лице легкий румянец, вероятно, из-за смеха с Кристофом. Мысль о том, как он слушает ее музыкальный голос и бодрость в нем, сжимает мою челюсть и наполняет внезапной, но мощной яростью.

Она останавливается посреди кабинет и вытирает руку о юбку. Сегодня она короче, а рубашка плотнее, первые две пуговицы расстегнуты. Но ее белые кроссовки все такие же на ней, как будто она не может с ними расстаться.

В каком-то смысле она не может. С тех пор, как у нее появился определенный вкус, постепенно начала формироваться и ее одержимость вещами. Я помню, как она впервые выпила молочный коктейль, когда ей было три года или около того.

Мы с Кингом готовились к экзаменам в колледже в его маленькой квартирке, в которую он переехал после школы. В то время он поступил глупо, отказавшись от тысячи вариантов нянь, потому что он не доверял никому вокруг себя — не то чтобы он кому-то доверял. В результате ему пришлось учить, кормить, менять подгузники и играть с ней.

Излишне говорить, что и меня втянули в это, поэтому мне пришлось потакать ей, чтобы она перестала ерзать и быть в целом раздражительной. Она не только была особенно требовательной, но еще и отказывалась спать и дать нам отдохнуть.

— Хватит ныть и иди спать, Гвинет, — отругал её я, когда она продолжала цепляться за ногу Кинга.

Ее подбородок задрожал, и она начала так сильно плакать, как будто наступил конец света. Кинг одарил меня смертоносным взглядом, ударил по подбородку, затем обнял свою маленькую принцессу и стал ее утешать.

Но она не переставала плакать. Потому что ей нужно было спать, но она отказывалась. Каждый раз, когда я смотрел на нее, она закрывалась лицом в шее отца и цеплялась за него, словно он был щитом.

В поисках решения я вспомнил, что Себастьян любил набивать лицо молоком, когда был младше, поэтому я пошел на кухню, чтобы нагреть немного, но остановился. Кинг подогрел ей бутылку, но толку от этого не было.

Поэтому я импровизировал и приготовил вместо него молочный коктейль, а затем добавил случайный вкус — ваниль.

Когда я дал ей детскую кружку, она прижалась к Кингу, принюхиваясь, как самый обиженный человек на земле.

— Все в порядке, Гвен, ты можешь взять это, — сказал Кинг приятным голосом, который он использовал только со своей дочерью. — Если дядя Нейт накричит на тебя, я дам ему по лицу.

— Нет, папа, — прошептала она. — Не трогай его.

Я улыбнулся, а она мне в ответ, прежде чем осторожно взять кружку. В тот момент, когда она сделала свой первый глоток, то замерла, ее глаза заблестели всеми тремя цветами, прежде чем широко улыбнулась и выпила его за рекордное время.

Через три минуты она, наконец, заснула,