Ингвар не таков. Да только не обманываю ли себя опять, убеждая в том, чего нет? Можно ли на самом деле положиться на северянина?

А дома меня в это время ждет… никто. Прошло больше двух лет с момента похищения. Родители наверняка давно смирились, мое съемное жилье успело переменить пару-другую временных хозяев, бывший муж уже и мое имя забыл, а на работу в музей приняли другую девушку без больших запросов. К чему я вернусь? К разбитому корыту?

Раньше я не думала об этом, потому что перспективы попасть домой были отдаленными. Зато сейчас меня едва ли не трясло от мыслей о том, что придется заново обустраиваться в родном мире. И кофе с мятным сиропом, и горячая ванна в любой момент, и кондиционеры, и прочие радости цивилизации внезапно перестали греть душу. Главное — здесь, если на меня нападал насильник, я могла за секунду отбиться, заполнив ему легкие болотной водой. А что я буду делать дома? Мне тридцать лет, изучать карате уже поздновато.

В общем, это было неприятно признавать, но после той сумасшедшей ночи слова Дайша с каждым прошедшим днем выглядели все более и более правдоподобными. Нет, не о том, что я захочу за него замуж. А о том, что вновь стать беспомощной, перед этим ощутив вкус власти, мне не понравится.

Дайш позаботился о том, чтобы я осознала, что потеряю и другие маленькие радости.

В один из дней, вернувшись в убежище, я обнаружила на своей кровати новое платье. Его положили так, чтобы сразу, при входе в комнату, в глаза бросалось все его великолепие: изящество плотного корсажа, легкость и пышность юбок, красота умелой работы белошвеек. Я никогда не испытывала слабости к «женским штучкам», но не удержалась и потрогала мягкую ткань.

И по цвету, и по ощущениям она напоминала звездную ночь. В тонкий газ юбок вшили крошечные ограненные камни, которые при каждом движении искрились и переливались светом. Точно так же был украшен корсаж, только там чередовались камни покрупнее и помельче — черные и темно-синие. Будь это родной мир, я бы решила, что это разноцветные стразы, но здесь, в Ровире, до такого еще не додумались. Оставалось надеяться только на то, что это не бриллианты или сапфиры, а что-нибудь значительно попроще, потому что носить на себе целое состояние я была не готова.

Когда пальцы ощутили воздушность ткани и рельефность узоров, вышитых на корсаже блестящей нитью, страшно захотелось примерить наряд. Вырез у него был весьма откровенным, но поскольку подразумевалось, что под это наденется корсет, то и вид в итоге должен будет выйти впечатляющим. Уж меня-то формами природа, тьфу-тьфу, не обидела.

Поддавшись наваждению, я приложила платье к себе и покрутилась вокруг оси, завороженно наблюдая за тем, как разлетаются пышные, но легкие юбки. Я хорошо помнила наряды аристократок, ужинавших в «Королевском пути», когда Дайш пригласил меня на свидание. Даже у самой напыщенной из дам не было такого красивого наряда. Вот бы еще посмотреться в зеркало…

Только сейчас я глянула в угол, где у меня стояло подобие зеркала, и ахнула. Два года подряд мне приходилось пользоваться начищенным медным блюдом, чтобы увидеть собственное отражение. В этом мире, как и в нашем Средневековье, зеркала изготовляли на основе серебра, они стоили очень дорого, и купить их могли только богатые люди. Мне о таком, естественно, приходилось лишь мечтать.

И вот оно — зеркало на подставке, прямо в моем углу. Конечно, не в полный рост, но в половину точно, а если повернуть его под правильным углом и сделать пару шагов назад, то легко можно рассмотреть себя целиком. Где-то на грани сознания проскочила мысль, что Трейси обзавидуется — ей воровских «зарплат» на такое чудо еще копить и копить.

— Нравится?

Я совсем не слышала, как Дайш приоткрыл дверь. Он стоял прислонившись к косяку и, склонив голову набок, разглядывал меня. Этого следовало ожидать, поэтому я не вздрогнула, только отвернулась с легкой досадой.

Надо же, подловил… Как всегда, рассчитал все идеально, и я со своими эмоциями оказалась перед ним как на ладони.

Я попыталась вернуть платье на кровать, но рука Дайша меня остановила, коснувшись запястья.

— Примерь. Я же вижу, что тебе хочется. А это всё, — он кивнул на наряд и зеркало, — теперь твое.

— Спасибо за подарок, Дайш. Но мне негде будет носить такую красоту.

— Если вернешься в свой мир — да. А если останешься здесь — для леди Айены это вполне подходящий гардероб.

Опять он заладил… Я все-таки положила платье на кровать.

— Прости, мне хочется жить под своим именем. За два года я немного устала от лжи и вечной необходимости прятаться.

— Жизнь — несправедливая штука. Ради счастья чем-то приходится жертвовать. Уж лучше это будет имя, чем сила, власть и возможность позволять себе красивые мелочи. Готов поспорить, в родном мире у тебя таких платьев не было.

Спорить не было смысла — Дайш прекрасно видел мое восхищение потрясающим нарядом.

— Это что — попытка меня купить? — сухо спросила я.

— Купить? — он слабо усмехнулся. — Ты бесценна. А это — извинения за то, каким идиотом я был несколько дней назад. Надеюсь ты…

Дайш сделал шаг вперед, протягивая ко мне руку. Но стоило ему оказаться ближе, а мне — почувствовать его запах, как в груди дернуло.

Передо мной вновь, словно это произошло сегодня, предстали события злосчастной ночи. По костям эхом прошла боль от того, как меня выкручивали, чтобы не рыпалась. По-новому накатил страх, и от вида тонких, жестоких губ, которые я запомнила впивавшимися в меня, стало муторно.

Я неосознанно сделала три быстрых шага назад. Уголки губ у Дайша опустились. Он убрал руку, так и не коснувшуюся меня, и сцепил ладони за спиной.

— Что ж. Очевидно, платья не хватит, чтобы загладить мою вину.

— Ты платьем пытаешься искупить попытку изнасилования? — вырвалось у меня. — Ты за кого меня принимаешь вообще? Думаешь, я могу получить новую цацку и тут же забыть, что меня пытались не только взять силой, но и пырнуть ножом после этого?

— Ты все неправильно поняла. Я бы не ранил тебя.

— Да куда уж неправильнее! — воскликнула я.

Но Дайш теперь стоял в противоположном конце комнаты, и мой запал начал проходить. Я нервно шагнула влево, вправо и замерла, потому что ходить в крошечном помещении, в общем-то, было негде, только лбом о стены биться. Отчасти из-за этого — ограниченного пространства — взгляд и