Eurythmics, и ощущаю как тёплые капли ушедшего летнего дождя бьются о моё лицо… Ещё один шот «Текилы бум» – и я кружусь с Леди Гагой под Alejandro, уткнувшись носом в её гладкую крепкую грудь, и страстно обнимаю её талию, как будто это моя самая близкая подруга, которая собирается меня покинуть. Немного за полночь клуб закрывается из-за ковидных правил, хотя я уверена, что у заведения есть властные покровители, которые не позволят «140 Киловатт» исчезнуть с лица Земли. Напоследок мы выпиваем с Гагой ещё по самбуке, и пьяные, на наших высоченных каблуках заваливаемся в такси, где начинаем целоваться на заднем сиденье. Густые накладные ресницы шёлковыми крылышками порхают по моей коже, язык со вкусом аниса обследует мой рот, словно это маленькая юркая змейка, а мои руки пробираются под подол платья, и я проталкиваю свой указательный палец в тугое кольцо ануса, и чувствую, как под моей второй ладонью ярким амариллисом расцветает его эрекция.

Утром я просыпаюсь в своей постели от невыносимой головной боли, пытаясь вспомнить вчерашнее, и вижу, как на край кровати садится Леди Гага, уже без парика и накладных ресниц, и протягивает мне стакан воды.

– Выпей, подружка, – говорит мне красивый молодой человек с немного раскосыми глазами и высокими скулами.

– Как тебя зовут, Леди Гага? – виновато спрашиваю я.

– Кирим.

– Какое красивое имя, – еле выговариваю я, беря в руки прохладный стакан, и ледяная вода живым ручьём бежит по пересохшему руслу.

– Кирим, мы же с тобой вчера не… – пытаюсь выяснить я волнующий меня вопрос.

– Мы отлично провели время, Маша. Ты очень хорошо целуешься, подружка, – смеётся в ответ парень. – Но нет, я не по твоей части.

– Ты тоже отлично целуешься, девочка, – улыбаюсь я в ответ. – И кстати, поёшь ты тоже отлично.

– Моя маленькая детка, – гладит меня по голове Кирим, – ты тоже прячешь от людей свою жизнь, правда?

– Позвони мне, у меня есть для тебя работа, – хрипло шепчу я в ответ, пытаясь проглотить подступивший к горлу комок…

Глава 12

Если ты родился без крыльев, не мешай им расти

– Коко Шанель

У нас остаётся меньше недели до назначенного срока, и мой босс Артём не преминул мне напомнить, что стоит на кону. Как будто я и сама не знаю: каждый грёбаный проект в моей жизни ставит на кон все мои предыдущие успехи и достижения. И при каждой ошибке счёт может безвозвратно обнулиться. Никто никогда не вспомнит, что это ты придумала какую-то гениальную рекламную кампанию или помогла выстрелить на рынке сногсшибательному стартапу, но зато растопчут тебя своими конверсами и размажут по грязи, если ты допустишь хоть одну ошибку. Все последние десять лет своей жизни я живу с этой невозможностью хоть одной ошибки, и даже не знаю, насколько тоньше становится моя кожа после каждого грандиозного проекта. Иногда мне кажется, что я покрыта тонким пергаментом, через который просвечивают голубые ветки моих вен и тонкие провода нервных окончаний, и я никогда не знаю, надолго ли ещё мне хватит моей бумажной брони…

Я согласовываю с Фёдором последние штрихи нашего бала-маскарада, когда ко мне в кабинет врывается Антон с громкими воплями:

– Всё, Машка, две тысячи!!!

– Какие две тысячи? – не сразу врубаюсь я.

– У нас есть две тысячи скачиваний! Ты гений! – орёт он, тыча мне в лицо своим айфоном.

– Маша, ты слышала новость? – залетает на огонёк Марина, и мы все втроём начинаем обниматься, как будто одержали победу в бесконечной войне. По крайней мере, первый раунд мы точно выиграли!

– Больше двух тысяч гостей, они вообще, поместятся там? – вдруг начинает сомневаться Антон.

– Да, безусловно, – успокаиваю я его, – а теперь закрывайте регистрацию в приложении, нам уже достаточно.

– Маша, пока всё идёт прекрасно, – хвалит меня мой босс. – Будь уверена, что я не забуду о тебе, когда мы будем распределять годовые бонусы.

– Спасибо, Артём, я это очень ценю, – отвечаю я. – А, кстати: сами французы приедут на презентацию? Как у них там с ковидными ограничениями? – вспоминаю я о главном. На самом деле нет ничего хуже, чем присутствие самого высокого начальства от заказчиков, уж я то знаю. Все стараются просто выпрыгнуть из штанов, чтобы ублажить их, а самая тяжёлая работа обычно ложится на мои плечи.

– Не могу никак прокомментировать, – пожимает плечами Артём. – По крайней мере, официально никто заявлен не был, и мы самостоятельно организовываем наше шоу, без надзора сверху, так сказать. Так что можешь расслабиться, – и я, действительно, выдыхаю.

Мой прекрасный букет от неизвестного уже начинает понемногу осыпаться и грустить, и я понимаю, что мне пора с ним расстаться, как бы я не хотела оставить его навсегда у себя. И я вдруг осознаю, что как бы странно это ни было, мне, действительно, очень, очень редко, а точнее, никогда, не дарили такие красивые цветы. В лучшем случае в юности это была алая роза на метровой ножке, или дежурные три тюльпана на Восьмое марта. Потом это были стандартные букеты, купленные, видимо, по дороге в цветочных ларьках, перевязанные и простоявшие так, наверное, не один день под холодным воздухом из кондиционера. А ещё огромные безвкусные композиции опять же с вечными розами и хризантемами, как будто их размер демонстрировал всю степень любви и уважения ко мне. Мой художественный вкус просто ранила их пластиковая розовая обёртка, и я обычно ставила их в дальний угол кабинета, чтобы они сами побыстрее засыхали. Возможно, именно поэтому мне не нравится, когда мне дарят цветы: все эти букеты словно извращают саму сущность цветка, превращая его в какой-то аляповатый убогий сувенир, изнасилованный