было, имениннику, откуда я знала, что это тебе, - наконец, обретя голос, сипло ответствовала половина. - Сын у тебя вчера рождение праздновал, отчего ж не вернуться вовремя? Нет, в баню закатился.

- Я работал в бане, работал, понятно?! - получив новую плюху, жена только кивнула убедительно. - Переговоры проводил. Не мог отвертеться. А ты, ты... хоть знаешь, на сколько меня нагрела?

- Я... но, зайка...

- И не сметь меня так называть, когда я тебя уму-разуму учу! Удумала, младенцу коробку дать. Да мало, что там могло оказаться.

- Я ж не подозревала. Знай, что там не киндер-сюрприз, как возликовал наш голубоглазенький...

- Задним умом все крепки. Поздно, голубушка, надо за свои слова отвечать.

- Тишенька не все яички поколотил, я успела что-то отобрать. Вот, это внутри одного было. Может, сгодится?

И протянула ему филигранной работы золотую карету, запряженную в пару изумрудных лошадей. Супруг, дрогнувшей рукой, принял содержимое яйца Агафона Фаберже, положил на ладонь, тяжко вздохнул. И не сказав больше ни единого слова, отправился в свой кабинет.

- Не понял, что это значит? Вы банк или шарашкина контора? - распалялся Рублев, остановить коего оказались не в силах ни вызванная охрана, ни полиция, ни даже супруга. - Что вы себе позволяете! Я ваш клиент больше пятнадцати лет, я эту, пропади она пропадом, ячейку имею больше шести лет, я за все плачу исправно, я...

- Простите, Павел Петрович, но вы знаете правила, вы сами подписывали соглашение об аренде ячейки. Там же четко и ясно сказано...

- Да вы в уме ли? Чтоб я подписал такое... - ему протянули лист распечатки с его вензелями и размашистой росписью. Рублев замолчал, всем, находившимся в кабинете директора банка показалось, что эти секунды были райскими. Не иначе как ангел пролетел. - А нет, подписал. Но мне и в голову не могло придти! Да чтоб я подумал, что вы к этому цепляться станете!

Рублев снова перешел на крик, ангел свалил подобру-поздорову.

- Это наша стандартная практика, вы же понимаете, мы не имеем права, - улещивал разошедшегося предпринимателя директор. - Вы же сами, наверное, подобные договоры...

- Я с людишками подписываю, а вы с состоятельными господами, черт вас всех дери! Вы что, раздевалка Большого театра?! Почему вы не страхуете содержимое ячеек?

- По закону не имеем права, конфиденциальность содержимого лишает нас возможности оценить страховой случай. Поэтому вы и храните в банке все, что душе угодно...

- Да вы хоть понимаете, что я там храню?!

- А что, простите? - поинтересовался прибывший начальник УВД.

Рублев сверкнул на него очами, способными испепелить менее стойкого человека, но главный полицейский лишь едва заметно поежился. Предприниматель неожиданно замолчал на полуслове. Обвел собравшихся и схватив супружницу в охапку, вихрем вылетел из кабинета.

Одной из главных проблем всегда было: "Кто может обучить лучших и наиболее продвинутых специалистов?" Ответ прост... но как его работать? Ибо как может человек сам себя учить?

Переводы

Рэймонд Ф. Джоунс 

Школа

 I

В Центре управления полетами на краю взлетно-посадочной полосы собрались руководители и ведущие инженеры авиационной корпорации "Файрстоун". Они заглядывали друг другу через плечо и вежливо переминались с ноги на ногу, стараясь лучше разглядеть трехфутовый телевизионный экран, установленный в зале. На нем была видна кабина пилотов самолета "ХВ-91", летящего сейчас где-то над ними на высоте пятидесяти тысяч футов.

Сидевший в первом ряду майор Юджин Монтгомери наблюдал за происходящим с огромным воодушевлением. "Девяносто первый" стал для него личным триумфом, почти так же, как и для инженеров, которые его спроектировали. Он был свидетелем создания самолета с начала конструирования, и какая-то часть его самого была сейчас там, в небе, вместе с самолетом.

"Девяносто первый" был потрясающим воздушным боевым кораблем. Это был разрушитель городов, его вооружение гарантировало выполнение боевого задания в любой точке земного шара и благополучное возвращение с более чем девяностопроцентной вероятностью успеха.

Большую часть изображения на экране занимала приборная панель. Время от времени на экране мелькало лицо летчика-испытателя Паркера. С другой стороны, вне поля зрения, находился второй пилот Марбл.

Раздался голос Паркера:

- Разворачиваемся, возвращаемся на заданный курс. Высота пятьдесят две тысячи, скорость восемнадцать семьдесят пять, температура минус сорок восемь и семь десятых... - Он произнес это профессиональным монотонным голосом, который, однако, не мог скрыть свой восторг оттого, что он пилотирует такой самолет.

Были слышны десятки негромких звуков: жужжание камер, записывающих изображение и голоса пилота, фоновый вой реактивных двигателей самолета, щелканье телеметрических реле. Монтгомери резко обернулся, чтобы увидеть своего близкого друга и человека, ответственного за успех "Девяносто первого". Сорен Гандерсон стоял в самом конце группы наблюдателей.

Главный инженер "Файрстоун Авиэйшн" даже не пытался смотреть на экран. Монтгомери понимал, что это невозможно. Перед ним было слишком много голов.

Гандерсон сидел на краю стола, нервно раскуривая трубку, зажатую в правой руке.

- Похоже, у тебя действительно получилось, - сказал Монтгомери. - Все прошло лучше, чем можно было надеяться!

Гандерсон кивнул без особого энтузиазма. Снова раздался голос Паркера:

- Входим на курс - автопилот включен - дроссели максимальные...

Слабый сигнал электронного таймера сигнализировал о пролете "XB-91" мимо первой из радиолокационных станций. Секундой позже раздался еще один сигнал, сообщивший, что самолет опустился ниже десяти миль. Люди в комнате напряженно ожидали, когда оператор проверит показания приборов - все, кроме Сорена Гандерсона. Казалось, его почти не интересовало, что происходит в комнате, он задумчиво посасывал трубку.

- Две тысячи триста восемьдесят пять целых семьсот восемьдесят две тысячных, - объявил техник.

Сдержанный ропот поднялся среди руководителей компании, инженеров и летчиков, на лицах их появились довольные улыбки. Джейкобс, президент "Файрстоуна", подошел к Гандерсону и пожал ему руку. "Это замечательный корабль, Сорен, - сказал он. - Я уверен, что теперь мы можем забыть о нашем маленьком инциденте..."

- Напротив, - сказал Гандерсон. - Сейчас самое время для моей отставки. Я уйду, как только "Девяносто первый" будет принят на вооружение.

Джейкобс нахмурился.

- Надеюсь, вы передумаете. Жду вас в офисе после обеда, поговорим, может быть нам удастся что-нибудь придумать.

- Конечно, - сказал Гандерсон. - Я приду.

Начальство быстро покинуло Центр управления полетами, чтобы наблюдать за посадкой самолета. Гандерсон и Монтгомери остались одни.

- Что за разговоры об отставке? - спросил майор. - Ты покидаешь "Файрстоун", нашел себе новую работу?

Гандерсон