В этот момент достали Антипа, один из крупных тараканов прыгнул вперёд и, поймав его в момент перезарядки, сбил с ног. Туша насекомого придавила парня к земле, когти ухватились за плечи. Иванов прыгнул ему на помощь, но парень уже выхватил шашку и пытался проколоть ей панцирь, упирая острием в головогрудь.

Заряд картечи сбил тварь в сторону, но другая тут же набросилась на Иванова и повалила уже его. Правда, старый милиционер оказался лучше подкован в борьбе, а потому упёрся ногами в панцирь и попытался оттолкнуть тварь назад. Не вышло, но даже то, что удалось отодвинуть жвалы от лица, дало возможность вынуть пистолет из кобуры, упереть его в ротовой аппарат и нажать на спуск. Патроны он не экономил, все десять пуль влетели внутрь панциря, перемолов внутренности и, что более важно, нервные узлы. Противник резко обмяк, если можно так сказать про существо в хитиновом панцире, после чего Иванов сбросил его с себя.

Оглядевшись, он увидел, что воевать больше не с кем. Антип расстрелял последнюю тварь из револьвера. Тяжёлые пули большого калибра разносили тушу в фарш, даже не замечая хитиновой брони. Недоработала эволюция, шашку броня выдерживает, а пулю – нет.

- Дядя Миша, вы как? – спросил Антип, подбирая винтовку и тут же заряжая новый патрон.

- Да… вроде нормально, - отозвался Иванов, оглядывая себя.

Нет, не нормально. На ребре левой ладони он заметил резаную рану, в горячке боя даже боль не почувствовал. А рана глубокая и кровоточит.

- Они не ядовитые? – спросил Иванов, доставая аптечку.

- Не ядовитые, - сообщил Антип, но в голосе слышалось сомнение. – Грязные они, раны от них гноятся сильно, горячка может быть.

- Ну, это поправимо, - отмахнулся Иванов.

- К бабке Ульяне идти надо, - уверенно заявил Антип. – Она заговаривать умеет. Старый Платон Аверин от такого умер. Рана загноилась, а потом и сгорел за два дня.

- Давай сперва дело доделаем, - предложил Иванов. Заражения крови он не боялся, у него в лодке запас антибиотиков такой, что можно отделение солдат вылечить. Он полил рану перекисью, обработал йодом, а потом закрепил марлевую салфетку двумя полосками пластыря. Перчатки надо надевать, так нет, жарко было. Зато теперь рука была бы целой.

Когда с полевой медициной было покончено, Иванов снова зарядил карабин и направился в сторону логова. Ворваться туда в стиле ОМОНа не получилось бы при всём желании, слишком густые заросли. Тут либо ползти в позе рака, либо прорубать ход. Они выбрали второе. Шашка и мачете несколькими размашистыми ударами срезали часть кустов, пролезть будет трудно, но можно хотя бы заглянуть.

Сказать, что увиденное им не понравилось, было бы лукавством. Антип позеленел и не проблевался только потому, что со вчерашнего обеда ничего не ел. Иванову тоже слегка поплохело. Он всякое видел, при нём доставали утопленников, он присутствовал при вскрытии квартиры с разложившимся трупом, видел и убитых с особой жестокостью, да и самому убивать приходилось. Но даже его крепкие нервы оказались не готовы к такому.

Ночью он отстрелялся неплохо, убиты и умерли от ран одиннадцать особей. Часть из них перед смертью прижалась к туше матери. А туша была огромная, полупрозрачная. Бурдюк, наполненный внутренностями, часть из которых, судя по виду, жила своей жизнью. На своих отпрысков она походила только головой, остальное было просто тушей. Внутри что-то перемещалось, виднелся кусок мяса с костью, уже наполовину переваренный. Ближе к задней части имелся яйцеклад, кожистая труба толщиной сантиметров десять, откуда должны были выходить яйца. Новые яйца стояли поодаль, их явно оттаскивали рабочие. И всё это пульсировало, источало слизь и жутко воняло. Если сами тараканы воняли умеренно и выглядели сухими, то королева напоминала гнойную улитку. Несколько отверстий в туше добавляли мерзости, из них выливалось что-то коричневое, иногда вываливались непонятные органы.

Тварь была жива и даже не совсем беззащитна. У неё имелись ноги, которых они не рассмотрели. Шесть полноценных суставчатых ног. Правда, тварь лежала в углублении земли придавив собственные конечности всем весом, а вдобавок её удерживали ветки деревьев. Лишь одной ногой она попыталась дотянуться до врагов, но не смогла. А второй попытки не было, поскольку две пули влетели одновременно под хитиновый воротник, туда, где была гипотетическая шея. Иванов подошёл поближе и выстрелил туда же из обреза. Всё, теперь не оживёт, голова почти отвалилась, хотя тело продолжает вздрагивать, выплёскивать жижу и всё так же вонять.

Они отошли подальше. Дело сделано, остался сбор трофеев. Обычно этот процесс в охоте самый приятный, но тут предстояло немыслимое: подобраться поближе к воняющей куче, отделить голову, а потом ещё тащить её на себе много километров.

Идею подсказал Антип. Он заявил, что тащиться с добычей нет смысла, проще привезти сюда голову. Он зафиксирует результат, а потом выдаст оплату. Иванов признал идею здравой, оставшись караулить добычу, отправил парня в деревню. Сидеть здесь ему не улыбалось, но дорогу он помнил плохо и имел немалый шанс заблудиться. К тому же не факт, что голова послушает пришлого и попрётся в дальние края проверять.

Чтобы не терять времени, он собрал те трофеи, что валялись вокруг. Отрубал головы, складывая их в одно место. Выходило, что они убили девятнадцать рядовых чудовищ, одну королеву и нашли некоторое количество яиц. Тварей, что лежали у тела матери, он тоже оттащил в сторону и обезглавил, стараясь в процессе не дышать, очень уж ядрёная вонь стояла в чаще. Отрубать головы было несложно, главное – отогнуть панцирь, после чего клинок входил между пластинами и перерезал мягкую плоть.

Посидев на расстоянии от жутковатых трофеев, он отдышался и стал думать, что ему делать с яйцами. Выглядели они почти так же мерзко, как их мать. Кожистые мешки грушевидной формы, непрозрачные, но пропускающие достаточно света, чтобы разглядеть свернувшийся