– Мяяяяююююю! – тоненько и жалостливо повторил Амадей, и на этот зов тут же отозвалась любимая хозяйка.

– Что? Что случилось, зайчик мой золотой? Он тебя обидел? Он тебя уронил?

– Дааааа… – проскрипел Понев, пытаясь понять, цел ли он, а если нет, то где именно НЕ цел.

– Я не тебе говорю, – изумлённо уставилась на него Лариса, – а коту!

Николай не сразу осознал тот факт, что жалеют, гладят и целуют вовсе даже не его! И причитают вовсе даже не над его организмом, а над этим паразитом хвостатым!

– Ларочка, это ж я упал! – возмутился Понев.

– Николай, ты что? Ты едва не раздавил котёнка! Он маленький, беззащитный, а ты? Ты, как слон, тут грохнулся, у меня аж стены задрожали, а мой бедняжка оказался в эпицентре! Ты, небось, ещё и отдавил ему лапы или хвост! Амюшечка, – нежно пропела она, – ты как?

– Мяяяяюю! – Амадей припал к щеке Ларисы и тяжело вздохнул.

Нет, можно было бы, конечно, сделать вид, что он хромает, но тогда возмездие настигло бы грубияна Понева слишком быстро, а он, Амадей, ещё не наигрался в страшную месть.

Ошалевший от такого отношения, Понев сидел на полу, выпучив глаза и пыхтя от возмущения.

– Понев, что ты там разлёгся? Ты что, ковёр? Вставай уже! – Лариса хмуро осмотрела сложившегося в коридоре жениха и добавила: – Ты бы под ноги смотрел… повредишь что-нибудь коту – сильно об этом пожалеешь!

– Каникулы… Каникулы – это такое счастье! Аж сил нет! – бормотала Лиза, выруливая на дорогу, ведущую на дачу. Дорогу традиционно-ежегодно ремонтировали, поэтому ехать по ней следовало медленно и печально. – Дожить бы ещё до них! Последний бой – он трудный самый! Ну, ничего-ничего… осталось не так много, гораздо меньше, чем в сентябре! Да, зайцы?

Она покосилась на заднее сидение, где плотно, прижавшись друг к другу, сидели зайцы, а точнее, крокозайцы – белые бультерьеры Крок и Дил.

– Ничего-то я не понял! – вздохнул Крок. – Дил, ты мне объяснишь, да?

Крок был на несколько минут младше, поэтому Дил считался умнее и образованнее брата.

– Эти самые каникулы… люди часто о них говорят, только чего это такое, я так и не сообразил… – завздыхал Крок.

Дил сделал вид, что думает, как именно объяснить попроще, даже ушами пошевелил снисходительно:

– И чего тебе нужно объяснять такие простые вещи? Она же говорит, что это такое счастье!

– А мы? Она и нам говорит, что мы – это счастье! Мы что, каникулы? Но до нас же доживать не нужно! Мы тут, рядом! – удивился Крок.

– Да нет же! Каникулы – это ТАКОЕ счастье, а мы – другое! У людей много разных счастьёв бывает!

– Ааааа, теперь я понял! – обрадовался Крок. – Умный ты у меня всё-таки! Только вот слушай: а как бы нам это самое счастье-каникулы найти и Лизе притащить! Само-то оно к ней никак не идёт, слышал же, она говорит, что «дожить бы до них».

– Надо подумать! – солидно отозвался Дил и вздохнул: из переноски, стоящей на заднем сидении справа от него и надёжно пристёгнутой ремнём безопасности, высунулась лапа, которая старательно ощупала задвижку на дверце и гулко постучала по ней.

– Когда мы уже приедем, а? Ну, когдаааа! – заныла в переноске Глашка. – Мне скуууучнооо!

– Это хорошо, – одобрил Дил, – потому что, когда тебе весело, всем остальным уже просто страшно!

Он не стал опускаться до ответов на Глашкины вопли и обиженный мяв, а демонстративно уставился в окно, а потом изумлённо тявкнул.

– Крок, смотри, смотри! Ностра бежит! Ой, а перед ней ещё мужик бежит да так быстро-быстро! Выскочил из леса и мчииится. Нет, ты только глянь! Лиза и то медленнее едет, и он нас догоняет!

Мужик не просто бежал, нет, он нёсся как лось! На его спине болтался съехавший полупустой рюкзак, в котором угадывалось что-то жёсткое, а в трёх шагах от него держалась коза Ностра, причём было совершенно очевидно, что для неё такая пробежка никаких усилий не стоит – так, лёгонькая прогулочка перед обедом.

Мужик, обнаружив неспешно едущую машину, которую он стремительно нагонял, воспрял и рванул, окрылённый надеждой на скорое спасение.

– Эйййй, тыыыы, тормооозиии! Тоооормооозиии! Пппподвееезииии! – пропыхтел он, хватаясь за ручку дверцы и оглядываясь на приближающуюся козу Ностру. На то, кто именно едет в машине, он не обратил никакого внимания, занятый настигающей его погоней.

Лиза абсолютно не собиралась подвозить незнакомых ей мужчин! Тем более если их гоняет знакомая коза!

– Раз гоняет, значит, чем-то он её достал! Ностра просто так гнать никого не будет! – Лиза собиралась прибавить скорость, но мужик и не думал отпускать свой шанс на спасение, а вцепился в ручку изо всех сил.

– Оооткрой! – требовательно крикнул он, отводя взгляд от Ностры и заглядывая в машину. – Ой, еклмнопрс… – вырвался у него алфавитный залп. – Да что ж за проклятье-то!

Нет, его можно было понять! Он, как приличный птицелов с большим опытом и отличными ловушками, спокойно ловит птиц на продажу, потом какие-то ээээ… нехорошие люди часть ловушек у него крадут, и ему становится очевидно, что надо поискать другое место для промысла. Но стоит ему только найти такое место, как сначала появляется припадочная на всю голову коза, которая вместо того, чтобы лопать траву, начинает сшибать его ловушки и топтать их копытами, а потом, когда он законно пытается защитить своё имущество увесистой еловой палкой, сделанной из половины стволика, принимается гоняться уже за ним самим.

Но и это ещё не всё! Только ему попадается средство передвижения, чтобы спастись от ненормальной рогатой животины, как выясняется, что там… там…

– Ааааа, собаки-убииийцыыы! – вырвался у птицелова полузадушенный долгой гонкой возглас. – Бульбультерьеры! – взвыл он, оценив буль-буля на переднем сидении (Крок подсуетился и пробрался вперёд) и такого же буль-буля на заднем сидении.

И, словно всего этого было мало, из машины в ответ на его слова прозвучал такой вопль!

– Муууууаааааавуууааааа! – это выступила Глашка, которая заскучала по пути на дачу и решила внести свой вклад во всеобщую движуху. – Миаааааавуууууяяяяя!

Этого несчастный невезучий птицелов уже не выдержал, оторвался от дверной ручки и обрушился в заросли, густо затянувшие обочину дороги, отделяя её от канавы.

– Как вточечно вгрязюкался! – оценила результат падения Ностра, просунув любопытную треугольную мордочку сквозь кусты. – Ме-ме-мечта, а не дичь!

Когда охотник на кого-то становится дичью, ему всегда бывает обидно!

В данном случае птицелову было ещё и больно, и мокро, и весьма накладно.

Больно и накладно из-за того, что он боком приложился об рюкзак и там что-то явственно хрустнуло – явно ловушка. А мокро… ну, это же очевидно: в канаве после прошедшего дождика было приятно только лягушкам.

– Какая зараза сейчас коз держит! – бормотал ловец, поднимаясь на ноги