Шрифт:
Закладка:
Думаю, грузины нашим судейским денег отвалили — на суде ни награды мои, ни послужной список не учли, зато вытащили на свет Божий мои приводы чуть ли не с момента, когда я, пятилетний, стекло разбил в милицейском участке. Прокурор просил пожизненное, дали двенадцать лет без учёта отбытого.
Как на пересылку отправили, в поезде ночью проучить решили сразу восемь. В шоке были все. Зато на зону прибыл с легендами — такой первоход, что круче матёрого рецидивиста.
Положенец — «смотрящий» за зоной от уголовного мира — как-то сразу стал мне симпатизировать, в нормальном смысле слова. Может, потому, что вписался я грамотно. Когда подпустили ко мне «шестёрку» с предъявой (это провокация такая, тебя задирают и смотрят, как ты себя поведёшь), я его сразу вырубил, а потом говорю: вот что, братва. Правил я не знаю, проблемы никому делать не хочу, но, ежели будут наезжать, отвечу так, что мало не покажется. Мне терять нечего: двенадцать лет в моём возрасте — считай, вышка. Вот и понравился я положенцу, даже, можно сказать, друзьями стали. Пару раз он даже предупредил насчёт провокаций в мой адрес.
А потом, через семь с гаком лет, начальник тюрьмы сменился, и как-то ему положенец ко двору не пришёлся. Закинули к нам в хату беспредельщиков, те его вещи попытались на парашу спихнуть, а когда он против них встал, ножи подоставали… Понятно, порешить вздумали. Ну, я за своего и вписался, да так, что пару человек ткнул их же ножичками, а одному… ладно, не важно. Накинули мне ещё семь к моему сроку, без права апелляций.
А потом началась СВО…
Закончить я не успел — издалека донеслись звуки перестрелки.
Глава 10. Восставшие из ада
Стрельба заставила Бианку встревожиться. К счастью, длилась она недолго, а ещё через несколько минут из коридора появился с довольным видом лично Борзой со свежей ссадиной на щеке.
— Разрешите доложить, — обратился он к командиру, — засада, обнаруженная нами, полностью ликвидирована. Шестеро «нациков» отправились в котёл к батьке черту. Но самое главное не это, а то, что домой с ветерком поедем!
— И на чём ты собрался ехать с ветерком? — спросил Вагнер.
Борзой разулыбался:
— Тут наверху вроде как гараж, а в ём — машина о восьми колёсах по имени «Редут».
— Машина Судного дня! — оживился Джейсон, до того корпевший над своим планшетом.
— Типа того, — усмехнулся Борзой. — Бандеры её починили, перед тем как преставиться, а мы на ней поедем.
— Командир, у нас проблемы, — заявил Джейсон. — Очень нехорошие проблемы.
— Что случилось? — вздохнул Вагнер.
— Короче, — принялся объяснять Джейсон, — этот недореактор загружен отработанными ТВЭЛами. Бандеры думали пилить из них «грязные бомбы», но ума не хватило, как это сделать. В итоге они из корпуса экспериментального реактора и своих ТВЭЛов соорудили что-то типа «грязной бомбы». Реакция запущена и закончится через тридцать шесть часов.
— Ты хочешь сказать, — медленно произнёс Вагнер, — что через полтора дня у нас здесь будет маленькая Хиросима?
— До Хиросимы оно не дотянет, — обнадёжил его Джейсон. — В ТВЭЛах слишком мало расщепляющегося материала, максимум килотонн десять-двенадцать, и большая часть уйдёт в излучение. Хуже другое. Под реактором — колодец. Его построили, чтобы отработать методику капсулирования аварийных реакторов. Потом забросили, и он тридцать лет простоял без ухода. Начал разрушаться, а поскольку это экспериментальный колодец, то глубина его невелика…
— Короче, Склифосовский, — поторопил его Вагнер. — Чем нам всё это грозит?
— Шахта заполнена водой, — объяснил Джейсон. — Если реактор взорвется в ней, то радиоактивным может стать весь Донецкий артезианский бассейн. Может и не стать, конечно, но я гарантии не давал бы.
— Вполне в их духе, — заметил Борзой.
— Что ты предлагаешь? — спросил Вагнер.
— Таймер заставил бы реактор опуститься в колодец в нужное время, — ответил Джейсон. — Я его отключил, но его можно включить снова. Если таймер не сработает, взрыв произойдёт прямо здесь. Для города это безопасно: помещение специально построено так, чтобы выдерживать маломощные взрывы. Главное — не дать реактору опуститься в колодец.
— А когда бандеры поймут, что мы всё знаем, они придут сюда и запустят таймер снова, — задумчиво протянул Вагнер. — Значит, надо оставить здесь охрану.
— Охрану? — спросила Бианка. — Но ведь это означает, что все погибнут во время взрыва!
Вагнер не ответил, он задумчиво морщил лоб и смотрел куда-то в сторону — не на Бианку, не на Борзого и не на Джейсона.
— Собери ребят, — наконец приказал он. — Надо решить, кто останется, кто пойдёт с гражданскими.
Когда все собрались, пришлось тянуть жребий. Жребий тянули так, чтобы сохранить структуру групп. В итоге остались Марио, Щербатый, Бэрримор, Хабибулин, Джанго и Македонец.
— Ну, командир, теперь мы тащим? — спросил Борзой. Но Вагнер покачал головой:
— Группу гражданских поведёшь ты.
— Почему? — возмутился Борзой.
— По кочану, — ответил Вагнер. — Будешь приказы обсуждать?
— Командир, — взволнованно начал Борзой, — Сашка… но как…
— Ты нас с братвой не хорони, — приказал Вагнер. — Бог не выдаст, свинья не съест. Сбереги гражданских — мы тут прикинули, что выйдете вы в серой зоне, так что всякое возможно. Сведения о реакторе сразу же передай в штаб.
— Не учи учёного, — проворчал Борзой, теряя остатки субординации.
— Да ты, парнишка, совсем Борзой, — улыбнулся Вагнер и, притянув парня к себе, крепко обнял. — Ты правда не хорони нас. Выберемся: говорят же, что мы — лучшие в аду. Но если что, команда на тебе, понял?
Тот коротко кивнул.
— А теперь иди собирай народ. Аты-баты, кому говорю!
Борзой и «проигравшие» поспешили выполнять приказ. Бианка направилась было за ними, но Вагнер её остановил:
— Погодите, леди. Вы не забыли, что за мой ответ на ваш вопрос вы обещали ответить на мой?
— Не забыла, — кивнула Бианка, хотя на самом деле это совсем вылетело у нее из головы.
— Что вы думаете о Борзом? — спросил Вагнер.
— Он — хороший командир, — подумав, ответила Бианка. — И… у него трудная судьба.
— То, что он хороший командир, я и сам знаю, — сказал Вагнер. Тем временем спасённые в сопровождении бойцов двинулись к выходу. Бойцы то и дело посматривали на командира и оставшихся с ним. — И про судьбу его мне известно. Как вы к нему относитесь? Только честно.
Бианка почувствовала, что краснеет.
— Мне… он… нравится, —