Бианка осторожно двинулась в сторону дальней стены, но Борзой мягко ее удержал. Вскоре в проеме появились Боцман и Живчик, а с ними — мальчик лет десяти, который нёс на руках девочку не старше трёх лет. Мальчик худой, тощий, одежда на нём болталась, как на вешалке. Боцман и Живчик были уже без респираторов, свои они надели на детей. Стоявший в дверях Бэрримор тут же отдал свой респиратор Живчику, одновременно прикрывая парню ладонью глаза.

— Навiщо, дядьку?[22] — спросил тот.

— Треба, хлопче![23] — ответил Живчик, сделал вдох и передал респиратор Боцману. Осторожно маленькая группа прошла по свободному пространству между нарами, проводя детей. Свободный респиратор они передавали друг другу по очереди.

— Там, за дверью, склад, — сообщил Боцман, задержавшись в дверях. — Есть вода, какие-то консервы. На столе — бумаги, я брать не стал, посмотри.

— Дядьку, а ви москалi?[24] — донеслось из-за двери.

— Москали, парень, — ответил голос Живчика.

— То є добре[25], — донесся голос мальчика.

— А ты быстро ко всему привыкаешь, пигалица, — заметил Борзой. — Пошли посмотрим, что там за склад?

— Идём, — вздохнула Бианка, следуя за Борзым. — И ни к чему я не привыкаю. Мой здравый смысл лежит в нокауте. До того, как приехать сюда, всё было понятно: злая диктатура напала на маленькую, беззащитную евроориентированную демократию. Но то, что я вижу…

— Знаешь анекдот? — неожиданно спросил Борзой. — Приходит мужик к окулисту, тот его проверил — вроде всё в норме. Спрашивает: на что жалуетесь? А тот отвечает: доктор, я недавно женился, и у меня проблема — я не вижу денег!

Бианка нервно рассмеялась. Они зашли в комнату, обогнув нары и переступив через что-то большое, что именно — Бианка старалась не смотреть. Крохотная каморка раньше была санузлом. Очевидно, его по-прежнему использовали по прямому назначению, причём куда больше людей, чем он был рассчитан. На месте выломанной раковины — о её наличии напоминали только огрызок трубы, торчащий из стены, и два ржавых кронштейна — два грязных бидона, крышка одного была открыта. На полу валялась банка из-под сгущёнки, вскрытая каким-то совершенно варварским методом. В углу стояли ящики, частично прикрытые какой-то грязной ветошью.

На стене, отделявшей каморку от большого помещения, когда-то, вероятно, висело зеркало. От него остались лишь осколки, в каждом из которых Бианка видела своё отражение. Под зеркалом стоял видавший виды письменный стол с кипой бумаг.

— Парнишка молодец, — заметил Борзой оглядываясь. — Воду нашёл, банку о кронштейн открыл как-то. Интересно, давно он здесь?

Он подошёл к столу и взял в руки стопку листов бумаги:

— Ага! Иди сюда, пигалица, это интересно. Ты ж читаешь на украинском?

Бианка утвердительно кивнула и взяла один из протянутых листов. Это было что-то вроде личного дела: в углу фото мужчины под пятьдесят, ниже данные: Пригара Павел Петрович, 1972 года рождения, проживает в городе Винница, по адресу… работал старшим экспедитором на АТП, осуждён городским судом на пять лет по статьям…

— Сзади посмотри, — посоветовал Борзой. — Там описание «вины».

Бианка перевернула лист и прочитала:

«Пригара П.П., 1972 г.р. публично отрицал факт российской агрессии, призывал к нарушению территориальной целостности в словах: „Какого… мы полезли на тот Донбасс, отдали бы москалям, не было бы геморроя“. Также он призывал к свержению действующей власти словами: „Этого козла Зеленского надо в толчке утопить, вместе со всей Радой…“»

— Я не понимаю, — призналась Бианка. — Ну, поругал человек президента, посетовал, что идёт война. И за это пять лет?

— Тут всё из той же оперы, — подтвердил Борзой и зачитал: — «Гудыменко Анна Анатольевна, 1987 года рождения, проживает в городе Нежин, по адресу… действуя под влиянием кремлёвской пропаганды, оценила положительно три поста в социальной сети „Одноклассники“, содержавшие кремлёвскую пропаганду, а именно: пост тролля с псевдонимом „кот Мостик“ с фотографией фейкового рыжего кота на так называемом „Крымском мосту“; сообщение об успехе в прокате художественного фильма „Вызов“, якобы снятого на орбите, и новость о проведении в оккупированном Крыму выставки кошек с участием редкой турецкой породы»…

— Сколько? — спросила девушка.

— Пять лет, — ответил Борзой. — Меньше они, похоже, не дают, тут у всех от пяти и выше.

— Можно, я посмотрю?

— Смотри, — кивнул Борзой, протягивая ей лист. — Я это с собой возьму. Можешь потом отксерить, думаю, наши возражать не станут. Ваши, правда, наверно, не опубликуют… Заметь, везде мокрые печати… о, а это вообще песня: «Егольник Александр Ильич, 1980 года рождения, проживает… Осуждён Дарницким судом г. Киева на срок пять лет за то, что местоположение его брата, Егольника Константина Ильича, 1975 года рождения, бывшего сотрудника газеты „Арсенал-ревю“, бывшего члена Партии регионов, установить не удалось и у суда есть основания, что Егольник А.И. поддерживает связь со своим братом, Егольником П.И., вероятно, с целью причинения вреда Украине…»[26]

— Это… — Услышанное не укладывалось в голове у Бианки. Такое могла распространять кремлёвская пропаганда — но откуда она здесь? — Посадить на пять лет за то, что у тебя есть брат, когда-то состоявший в какой-то партии?..

— …а потом убить, — жёстко закончил Борзой. — Заживо расчленить топором. Причём того, кто не бежал, значит, не был врагом хунты.

— Если это правда… — начала Бианка, но Борзой её перебил:

— То что? Ты расскажешь это там, — он махнул рукой в неопределённом направлении, — и они все покаются, заплачут и перестанут слать Зеленскому танки и ракеты? Пигалица, люди на Западе делятся на две категории — большинство не хочет знать правду, а меньшинство её знает, но ему плевать! Когда мы привезли в ООН мальчика, который якобы погиб в Алеппо от химической атаки «диктатора Асада», делегации ваших стран просто встали и вышли из зала. Highly likely — удобная формулировка, чтобы обвинить любого! Зеленский и его банда по макушку в украинской крови, но Западу плевать. Как сказал Трумэн о Сомосе: это наш сукин сын[27].

— И что же, ничего сделать нельзя? — спросила Бианка, уже совершенно опустошенная.

Борзой взял у неё листочки, приложил их к остальным и сунул в планшет, дополнявший его и без того неплохую амуницию.

— Если бы нельзя было, мы бы не воевали. А пока — идём к своим. Здесь мы не выйдем, надо другую дорогу искать…

* * *

— Я Сане доложил, как у нас дела, — отрапортовал Хабибулин. — Он велел возвращаться. Пощупаем другую дорогу.

— Что с парнем и девочкой? — вздохнул Борзой. — Не траванулись?

— Слава Богу, нет, но антидоты мы им поставили, — ответил вместо него Боцман. — Очень слабы оба,