Ryllz — Nemesis

Смерть в черном пламени. За минувшую жизнь мне снилось много кошмаров, да и за последний год я значительно пополнила копилку вариаций смерти. Но это будто и не было сном, боль всеуничтожающего огня пожирала плоть, облизывала кости. Минута растянулась мучительной бесконечностью, и в тот миг, когда мне удалось вырваться из беспамятства, я не могла шевельнуть и пальцем.

Сонный паралич покрыл тело невидимой коркой льда, не просто не давая шелохнуться. Кожу жгло не то холодом, не то жаром, сердце бешено колотилось от страха. Я не сплю, и чувство реальное, но родилось оно не в бреду моих мыслей. Проклятая печать пульсировала так, словно свежий ожог от раскаленного клейма.

Что это за чертовщина? За минувшие дни, конечно, Риндзин не давал мне покоя, пытаясь вытравить чакру Орочимару. Из-за этого я чувствовала себя хуже некуда, постоянная слабость и головная боль сводили с ума не хуже голосов в голове. Но сейчас чакра Орочимару будто взбесилась. Чем-то напоминало ощущение, когда мужчину убил Саске. Но второй-то раз его не могли убить. Так? Для этого следовало воскреснуть…

Да даже если так, я все проспала. И вряд ли бы чем смогла помочь. Приходилось убеждать себя в этом томительные минуты, пока тело медленно, но верно отпускал сонный паралич. Никуда не сбежишь от мыслей, от чувства вины и злости. Если действительно появился шанс, что Орочимару нашел способ восстать из мертвых, то я проспала момент, позволив кому-то убить его вновь. От такого поворота и вовсе просыпаться не хотелось.

Уже утро. Или день. Потеряла счет времени. В любом случае солнце встало, значит, надо приниматься за работу. Имитировать хоть какую-то деятельность. Забавно, конечно, наблюдать за реакцией окружающих на мое присутствие. Эффектное появление несколько дней тому назад — или недель? Уже совсем потеряла счет времени — отрезвляюще подействовало на старейшин. Знала бы, что это поможет обуздать мини-восстание против моей персоны, давно бы искупалась в крови перед совещанием. Или ягодном соке, что дешевле бы вышло — главное впечатление произвести.

Спорить со мной никто не решался. На вопросы Хаято, что случилось, отвечать было лень. Даже не лень, сил попросту не хватало, как и смелости, озвучить увиденное. Изрезанное тело белого змея, его тело… От шока тогда и не успела испытать всю гамму чувств, уж понадеялась, что обойдет напасть стороной. Но нет, все пришло запоздало. Но я не прекращала попытки отрицать свои переживания. Пусть из-за этого и пропал интерес ко всему, а хотелось лишь лежать бревном, зато ничего не беспокоило. Даже вероятность, что Саске вернется закончить начатое.

Грохот падающего тела и звон бьющейся керамики вернули меня в чувство. Оторвавшись от документа, перевела взгляд на служанку, которая в панике посмотрела на мой завтрак.

— Прошу прощения! — ее голос звенел от ужаса, девушка в спешке уронила голову на пол в знак сожаления.

— Горячая вода испортит татами. И осколки везде.

— Прошу прощения, я сейчас же все уберу!

Не зная, за что браться в первую очередь, девушка начала сгребать осколки, но в спешке поцарапалась об один и пискнула.

— Эй-эй, полегче, не стоит спешить, а то так исцарапаешься.

Ободряющий, я бы даже сказала снисходительный тон Хидеки снизошел на служанку лучом спасения. Старший племянник сидел напротив, мы вместе изучали вопрос привлечения новых торговцев и крупных дилеров в нашу провинцию. В своей манере он простодушно улыбался, что определенно успокоило служанку.

— Уже поранилась… ладно, иди, перебинтуй руку, а потом уберешь, никуда это…

— Нет, убрать надо сейчас, — не разделяя радости парня, обратилась я к девушке, хоть и продолжала смотреть на документы. — Или ты хочешь, чтобы мы по осколкам ходили? И по лужам?

— А? Нет, конечно, нет… извините.

— И чем она вытирать все будет? — вздохнул Хидеки.

— Моя что ли проблема? Пусть использует свой оби.

Стоило оставить родной дом на год, все размякли и стали дружелюбными мальчиками-зайчиками. А прислуга уже не первый раз халтурила. Ладно, оступиться, но когда они прохлаждались на веранде, в то время как полы еще не блестели чистотой, это наглость. Радует, что хоть такая мелочь все еще способна вызвать во мне хоть что-то кроме уныния или… да, все того же раздражения. Безысходность и раздражение. Отлично, с чего начали, к тому и вернулись.

Сосредоточиться на документе не удалось, шумные вздохи-всхлипы служанки и возня под боком утомляли. При работе на Орочимару никто из обслуги не позволял себе издать лишнего звука, все действовали быстро, аккуратно. А здесь…

Воспоминания только сильнее разозлили. Рефлекторно смяв лист бумаги, поднялась с места и открыла створку балкона, впуская в комнату свежий морозный воздух. Верхушки гор покрыл белый снег, холод щипал щеки, существенно бодря и отрезвляя. Здесь и запах стоял особый, чистый, не обремененный городскими новшествами. Металлическими трубами, резиновой защитой проводов. Формальдегидом и спиртом… Надо бы еще раз заглянуть в убежище, за минувшие несколько дней черт его знает, что там могло произойти. Слухи о смерти Орочимару расползались быстро, как змеи. Даже в Белые Горы успели доползти.

Служанка ушла.

— Ох, боже… тетя, ну нельзя же…

Я устало вздохнула. Нет, не устало. Вымученно. На моих плечах словно сидело огромное существо, не перестающее изводить надоедливым шепотом. Только сегодня голоса затихли, и звенящая тишина пугала сильнее обычного. Словно вместе с ними исчезла и надежда.

— Тетя?

— Почему ты такой добрый, Хидеки? Или сказать лучше — жизнерадостный? — чуть обернувшись к племяннику, даже не знала, улыбнуться или заплакать. — Почему спускаешь прислуге ошибки? Почему не злишься моей грубости, почему, как твой отец, не проклинаешь меня?

— Он вовсе не проклинает тебя, — грустно улыбнулся парень, — он беспокоится. Но также и боится. Он хочет держать все под контролем, ведь он ответственен за все здесь. А ты свалилась, как снег на голову, и мы никогда не знаем, что от тебя ожидать.

Неубедительный ответ.

— Ты нам так толком и не рассказала, что случилось.

Что случилось?.. Каждый раз, закрывая глаза, я постоянно проигрывала в голове, что случилось. Вижу белый и красные цвета, слепящий свет молнии и предательски стоящего в стороне Кабуто. Хотя, что он мог сделать? Что я вообще могла сделать?

— Я уже говорила, что случилось.

— Но не то, что случилось с тобой. На тебе лица нет.

— А мне радоваться, что ли? — позволила я прорваться грубости. Даже не позволила, я хотела нагрубить. Но пыл как-то быстро испарился, глядя на Хидеки злиться невозможно. — Я понятия не имею, что со мной. Такое чувство, будто весь мир рухнул, и