Время ещё есть. На включение двигателей у него не больше 100 секунд.

Высоты не так уж и много для разгона. Нужно набрать 400–450 км/ч, иначе не получится запустить двигатели.

Самолёт Ветрова наклонил нос и начал пикировать. Я выполнил переворот и пошёл за ним следом. Только бы он не молчал и не впал в ступор.

— 400, температура 500, — доложил Ветров.

— РУД на СТОП.

Секундомер отсчитал уже 20 секунд. Время уходит.

— Выполнил. Готов к запуску, — произнёс в эфир Паша.

Самолёт всё ещё пикирует. Скорость у него растёт, а нужно, чтобы ещё и обороты с температурой вышли на показатели не менее 70% и 500°С.

Я продолжаю лететь рядом, контролируя высоту.

— Не выходит. На индикаторе ЗД не высветилось.

— Ещё раз. РУД на СТОП.

Уже 3000 метров. До рубежа катапультирования осталась 1000.

30 секунд прошло. Приближается слой облачности. Сейчас мы войдём в эту белую вату, и я потеряю его из виду. А там…

Нет, двигатели запустятся!

— Запуск! — громко сказал я.

— Выполнил. Горит «Запуск правого» и… ничего.

— Жди, — ответил я, и в этот момент самолёт Ветрова исчез в облаках.

Внутри всё сжалось. Проще самому оказаться в подобной ситуации, чем наблюдать со стороны.

Время ещё есть. Ему надо дождаться, когда отработает система запуска и на индикаторе появятся долгожданные буквы ЗД.

— 014й, покинуть самолёт, — дали команду с корабля.

Ветров не отвечает. Отметка 2000 метров уже пройдена.

— Прыгай, сказал! Прыгай! — повторили команду Паше.

Если через 2 секунды не будет запуска, то всё. А ведь парень в облаках. Водную поверхность не видит.

Переживаю за Ветрова, больше, чем за себя. А он снова дышит в эфир, значит, борется.

— Обороты… обороты, — настойчиво повторяет он.

Опять зажал кнопку. Да запускайся уже! Отметка в 1500 метров. Это всё, пора!

— Обороты… есть Малый газ! Есть запуск, — радостно закричал в эфир Паша.

Секунда, две, и вот из облаков показался нос МиГ-29. Вывел!

Я остановил секундомер на отметке в 37 секунд. Очень долгими мне показались эти секунды.

— Борт порядок? — запросил я, смахивая капли пота с бровей.

— Да. Скорость 500, обороты 82%.

— Давай на посадку, — ответил я, отставая от Ветрова.

— Понял.

Я летел рядом, продолжая наблюдать за самолётом ведущего. Хаотичных движений борт не совершал. Отказ ликвидирован, а сам Ветров был спокоен. Радиообмен вёл уверенно, хоть и не восстановил ещё дыхание.

Первая мысль, что каким-то образом Паша схватил помпаж, а затем его ликвидировал. И сделал это выключением двух двигателей. Система противопомпажная не сработала. Почему?

— Мимо меня прошёл, — сказал в эфир Паша.

К чему эта фраза сейчас? Надо думать, как спокойно на палубу сесть, а он пересказывает мне…

Твою мать! Ведь Ветров пробивал облачность. Несколько секунд, пока он набирал высоту, я его не видел. Скорее всего, источник неисправности не сам самолёт, а чей-то очень и очень ловкий трюк.

— Саламандра, 014й к вам с посадкой. Борт порядок, — доложил Ветров.

— Понял вас, 014й. Подход разрешил. Посторонних не наблюдали?

— Саламандра, 014й наблюдал одного. Форсажи врубил прямо передо мной. За облака выскочил и чуть с ним не столкнулся.

Что и требовалось доказать! Только почему никто не сообщил о появлении другого истребителя. Вопрос, с которым надо разбираться.

— 014й, понял вас.

Зашёл я на посадку следом за Ветровым. На заруливании наблюдал, как поздравляют Пашу с успешным разрешением особой ситуации. Сам Ребров крепко обнимал молодого лётчика.

Про себя я подумал, что Ветров большой молодец. Главное, он не запаниковал. В причинах произошедшего разберёмся позже, но очевидно, что причина не в самолёте.

Как только я зарулил на стоянку, по стремянке ко мне уже поднялся ведущий инженер по самолёту.

— Сергеич, это беда. Опять отказ. Нас по головке не погладят, — нервно начал он мне высказывать свои опасения.

— Давай вылезу, и на палубе поговорим, — улыбнулся я, но инженер даже и не думал слезать.

— Надо прямо сейчас что-то придумать. Пока найдём причину неисправности…

— Ничего думать. У причины имя «Хорнет» и гражданство американское.

— Ой, как знаешь! Командование уже ждёт комиссию сюда, — махнул инженер рукой и спустился по стремянке.

Обрадовал меня коллега! Ещё и комиссию пришлют.

Как только я спустился вниз и ощутил под ногами палубу, ко мне уже бежал Ветров. Радостный и взъерошенный.

— Молодец. Всё правильно сделал, — пожал я ему руку, когда он подбежал.

— Спасибо. Вы тоже его видели?

— Кого?

— Того, кто рядом пролетел. Вы же не подумали, что самолёт сам отказал?

— Я привык доверять собратьям по крылу. Близко прошёл?

— Не то слово. МиГ, как начало болтать! Я его еле удержал. Что будем делать?

Смотрю на Ветрова, а в глазах такой молодецкий задор! Ему хоть шашку сейчас давай, и он на авианосец ринется.

— Не спеши. Хватит ещё войны на всех, — ответил я.

— У вас было достаточно боёв. Разве не хочется ещё раз получить этот адреналин? — спросил Паша.

— Так себе острые ощущения, дружище. В войне нет ничего хорошего. Люди в кабинетах её начинают, солдаты в ней участвуют. Когда приходит время, эти же люди из кабинетов её заканчивают. А мы с тобой на очередную лётную комиссию и дрожать, авось не спишут.

— У меня со здоровьем всё норм. Вообще, не понимаю, почему нас ограничивают в посадках на палубу. Не больше двух-трёх за смену. Вы вон уже сколько совершили посадок?

— Не считал.

За спиной прошёл Коля Морозов. Он подошёл к Ветрову и пожал руку.

— Вроде уже 60. Не так ли, Сергеич? — подсказал Морозов.

— Может быть.

Коля ещё раз поздравил Ветрова и пошёл на гонку двигателей самолёта.

— Больше вас никто не сделал посадок. А вы говорите про здоровье, — посмеялся Ветров и начал тереть переносицу.

Он несколько раз сощурился, а после стал массировать правый висок. Не так уж и бесследно проходят для лётчика посадки на палубу, как он думает.

За спиной начали швартовать самолёты. Палубу постепенно заполнило ещё больше личного состава, который занимался обслуживанием аэрофинишёров и авиационной техники.

На ветру становилось уже холодно в промокшем от пота комбинезоне. Пока ещё свежи в памяти эпизоды учебного боя, надо разобрать опасный манёвр американцев. Не мой ли это «знакомый» в красном шлеме?

—