Шрифт:
Закладка:
– Могли бы хоть предупредить, что собираетесь провести эксперимент, черт бы вас побрал.
– Еще нам теперь известно, – продолжила Минерва, словно не заметив его гнева, – что женщина, видимо, могла бы справиться с этим в одиночку. Я говорю «видимо», потому что, если бы я действительно хотела, чтобы вы упали отсюда, думаю, мне пришлось бы приложить больше усилий, а я не уверена, что это удалось бы при моем росте и весе. Но вот дама покрупнее вполне…
– Вы понятия не имели, что такого слабого толчка недостаточно. А что, если бы удалось? Вы бы сейчас смотрели сверху на мое бездыханное тело и думали: «Да, похоже, это могла сделать и дама».
– Вовсе нет.
– Да. Вы бы сейчас гадали, как убедить коронера, что вы сделали это не нарочно.
Самоуверенность улетучилась с ее лица.
– Неправда. Я была бы в шоке, и здесь уж не до собственных переживаний. Но вы правы: следовало вас предупредить, – хотя эксперимент был бы тогда куда менее качественным. Но, по крайней мере, вы бы не думали, что я без сожалений готова подвергнуть вас риску.
Вид у Минервы был такой виноватый, что он даже пожалел, что накинулся на нее. Чейз, глядя на нее, с трудом поборол искушение обнять ее и заверить, что серьезного риска не было.
– И мы еще кое-что выяснили, – заметил он, чтобы ее успокоить. – Теперь мы знаем, что едва ли он перевалился через парапет без посторонней помощи: не мог он ни поскользнуться, ни потерять равновесие.
– Похоже на то.
Иными словами, смерть герцога не была случайной.
Минерва отошла от прочерченной линии и пошла обратно долгой дорогой, чтобы обойти всю крышу, прежде чем вернуться к той двери, через которую выходила. Чейз следовал за ней: она прямо-таки ощущала за спиной его раздражение.
Над фасадом дома она остановилась. Вид отсюда был потрясающий. С этой стороны местность была более ровной, за группой деревьев виднелась дорога, а вдалеке – деревеньки и фермерские домики.
– Здесь замечательно! – сказала Минерва. – Теперь я понимаю, почему ваш дядя так любил гулять по крыше. Будь все это моим, я поднималась бы сюда по несколько раз на дню.
Чейз промолчал, тоже восхищенный открывшимся видом. Минерве нравилось, что порой им не надо было, словно близким друзьям, ничего говорить.
– Итак, вы испытали бы там шок, – повторил он ее слова тихо, явно с удивлением и любопытством. – Я польщен.
Она не сразу поняла, о чем он, а потом заметила:
– Что бы вы там ни думали, я не способна взять и хладнокровно убить.
– Никого?
– Ну… вас точно нет. Разве способна женщина причинить зло тому, с кем целовалась?
Чейз провел пальцами по ее щеке, и по телу пробежали мурашки, потом взял за подбородок и повернул к себе лицом. Теперь они могли смотреть друг другу в глаза, и он сказал:
– Насчет поцелуев… Я чем-то вас напугал?
Ему хотелось знать, почему она так среагировала на произошедшее, но как это объяснишь…
– Дело не в вас. Вы ни в чем не виноваты.
– Я вас не понимаю.
Конечно. Откуда ему знать? Она ни разу ни с кем об этом не говорила. Ей и не приходилось, потому что вот уже много лет никто не прикасался к ней и не целовал. Она опустила глаза, потому что ни за что не смогла бы говорить об этом, глядя ему в лицо.
– Я не такая, как другие. Такого рода удовольствия или желания не в моей природе, поэтому, прошу вас, просто примите это. Сказать больше я не могу: мне неловко.
Теперь, облеченная в слова, ее беда стала еще более реальной. Она давным-давно смирилась с печальной действительностью и научилась с ней жить, и все же, признавшись вот так, вслух, едва не задохнулась от волнения.
Чейз приподнял ее лицо за подбородок.
– Минерва, это не так. Ваши чувства были так же сильны, как и мои. Думаете, я не могу понять, что чувствует женщина?
Пусть и совсем ненадолго, она познала удовольствие вместе с ним. Но попытка вновь вызвать это ощущение к жизни только сделает неизбежный финал еще большим разочарованием. Рано или поздно все придет к тому, что она вновь станет всего лишь емкостью для мужского вторжения. Ей не хотелось больше испытывать ничего подобного. Никогда.
Надо было сказать ему, что он ошибается, что она позволила себе попытаться в надежде, что в ней что-то изменится, но обнаружила, что это не так. Это было бы ложью, но избавило бы ее от необходимости давать дальнейшие объяснения.
– Быть может, вы обманулись, потому что хотели обмануться.
Он погладил ее губы большим пальцем.
– Разве? Скажите мне, что так и есть и что те поцелуи нисколько вас не тронули, и я больше никогда так не поступлю.
«Больше никогда». Такие простые слова, и эта часть ее вновь уснет. Настоящая боль терзала ее сердце. Это мягкое прикосновение к ее губам подняло внутри ее бунт против этих слов: «быть может… возможно…»
На смену пальцу пришли губы: теплые, уверенные. Она закрыла глаза и постаралась не слишком поддаваться надежде.
Удивительно, как все ее чувства растворились в этом ощущении, так что вскоре все прочие мысли и страхи улетучились. Удовольствие было слишком телесным, а близость – слишком духовной, они не оставляли места для других забот. Ее накрыло волной чувственных чудес, и эта волна насытила иссушенную пустыню ее души.
Когда он обнял ее, она была ничуть не против, даже рада. Она не протестовала, когда Чейз присел на одну из скамеек и посадил ее себе на колени. На этот раз его возросший пыл, всепоглощающие поцелуи и крепкие объятия ее не напугали. Ей нравилось даже, как его язык исследует ее рот, вызывая внутри дрожь и томление. «Быть может…»
Ее охватили безумие и жажда удовольствия, которые возрастали с каждой секундой. Она наслаждалась невероятной свободой, дарованной этим наваждением. Ей не хотелось держать себя в руках. Она позабыла, как брать контроль над своими чувствами, освободилась от остатков оков, обычно сдерживавших ее, и приняла всю необузданность своих чувств.
Его пальцы восхитительно нетерпеливо управлялись с пуговицами ее пелерины, а рука на груди заставляла желать большего. На мгновение пугающие и печальные воспоминания взяли верх, но она справилась с ними. «Не
