– Значит, ты уже приступил к дежурству? – спросил его сыщик.

– Да, сегодня у меня первое дежурство, – отвечал молодой охранник.

– А что с Костей? Собрал вещички и уехал?

– Нет, не уехал. Потому что иначе вечером дежурить некому будет. Ведь Марата «Скорая» увезла.

– «Скорая» увезла? – встревожился Гуров. – А что случилось?

– У него вскоре после вашего отъезда усилилось кровотечение. Управляющий позвонил какому-то своему знакомому в медслужбе, и тот сказал, что, скорее всего, задета артерия. И что он сейчас пришлет машину с медиками. Вот эта машина приехала, врач осмотрел Марата и увез его в Сочи. Так что вечером я сдам дежурство Косте. Тот, когда узнал, что к нему серьезные претензии, что его увольняют, жутко расстроился. Просил у Вершинина прощения, просил дать ему последний шанс. Ну, и хозяин сказал, что даст такой шанс. Так что я остаюсь здесь только до того момента, когда Марат выпишется из больницы.

– Понятно… – протянул Гуров. – А еще какие здесь новости?

– Главная новость – это то, что произошло ночью. Никто не понял, что случилось. А поскольку вы уехали, Марат тоже, то все кинулись с вопросами ко мне. Я тут утром вроде как пресс-конференцию давал.

– Ну и как – все объяснил? – спросил сыщик.

– Что знал – объяснил. После моего объяснения Вершинин заявил, что, если такое дело, он картины Султанова на выставку не пошлет. Их уже отнесли в его комнату.

– А остальные картины? Их отправили на выставку?

– Да, их погрузили в автобус, и двое художников с ними уехали. И сам Вершинин уехал. Так что их сейчас нет.

– А остальные, как я понял, играют в теннис, верно?

– Ну да. Ирина Вершинина с управляющим ушли в поселок за покупками, Иван Вершинин, Настя, Сергей и тренер Женя спортом занимаются. К двум часам должны вернуться Вершинин и художники, и на это время назначен обед. Все ждут, что за обедом вы все расскажете.

– Ты еще о Селиверстове ничего не сказал, – напомнил Гуров. – А он где?

– А кто это такой – Селиверстов?

– Значит, ты еще не со всеми познакомился. Виктор Дмитриевич Селиверстов – это давний друг Вершинина. Бизнесмен среднего достатка, любит восточной гимнастикой заниматься.

– А, теперь понятно. Да, был тут такой, перед домом на лужайке коврик постелил и на нем упражнения делал. Я еще удивился: вокруг все носятся, озабоченные, Марата на «Скорой» отправляют, мне вопросы задают, что ночью случилось, а он растяжку делает и глубоко дышит. Значит, это Селиверстов… Надо запомнить.

– Ну, и где он сейчас?

– Кажется, гулять пошел. То ли вместе с Ириной Васильевной, то ли сам по себе.

– Вот теперь я обо всех знаю, – сказал Гуров. – Ну, я пойду приму душ, может, еще в бассейне поплаваю, чтобы снять напряжение, а потом могу выйти к обеду и провести пресс-конференцию.

И он поднялся в свой номер. Войдя, он невольно глянул на выключатель, который два дня назад едва не стал для него смертельной ловушкой. Ах, как хотелось бы, чтобы больше ничто такое не угрожало никому в поместье! Но сыщик знал, что опасность не исчезла – она лишь притаилась до времени. «А может, и надолго притаилась, – подумал он. – Может, этот хитрец, увидев, как легко я разоблачил завистника Султанова, остережется устраивать новые пакости? Может, он на все время пребывания здесь станет паинькой? Что ж, в таком случае мне здесь незачем дальше оставаться и можно хоть завтра возвращаться в Москву. Но как узнать его намерения?» Гуров пожал плечами. Пока что все, что он узнал о стиле действий «хитреца», говорило о том, что этот человек не успокоится, не перейдет к мирной жизни. Гуров видел в этом человеке черты маньяка. А маньяки, как он знал, не останавливаются – они просто не могут остановиться.

Он принял душ, потом натянул плавки, накинул купальный халат, взял полотенце и отправился к бассейну. Но, какой он ни был уставший, а все же по дороге по привычке окинул взглядом попавшиеся по пути три камеры наблюдения. Окинул – и возле одной из них остановился. Камера была повернута вниз и смотрела в землю. К тому же часть ее была залеплена изолентой. А между тем Гуров хорошо помнил, что он три дня назад сам устанавливал эту камеру и налаживал ее так, чтобы с ее помощью было видно дорожку к бассейну и сам бассейн, а также часть теннисного корта. Он глубоко вздохнул и покачал головой. Нет, расслабиться здесь ему не дадут!

Однако он не отказался от своего намерения поплавать. К тому же 25-метровый бассейн давал для этого отличную возможность. Гуров проплыл в одну сторону, почувствовал усталость. Ну, конечно, он же не спал всю ночь. Однако он не только не остановился, не вылез из воды – наоборот, он проплыл всю дорожку еще раз и еще, все время наращивая темп. Когда он наконец вылез из воды, сердце у него учащенно билось, он не мог отдышаться. Что ж, отличная тренировка!

Когда сыщик возвращался в дом, ворота открылись, и в них въехал автобус. Из него вышли Вершинин и двое художников – Никитин и Мерцлин. Судя по их лицам, у всех троих было приподнятое настроение. Хозяин дома тут же направился к сыщику.

– Наконец вы вернулись, Лев Иванович! – воскликнул он. – Мы все с нетерпением вас ждем. Расскажите, наконец, что произошло этой ночью!

– Я обязательно расскажу, Петр Никитич, – обещал Гуров. – Но давайте я это сделаю один раз, а не буду рассказывать каждому по отдельности. Вот соберемся за обеденным столом, и я все расскажу, отвечу на все вопросы. А пока скажите, как прошла выставка?

– Замечательно прошла! – отвечал Вершинин. – Собрались сотни зрителей, два десятка корреспондентов, было несколько телевизионных камер. Нам задавали столько вопросов! Между прочим, спрашивали, почему нет работ Льва Султанова…

– И что же вы ответили?

– Сказал, что Султанов приболел и вообще находится в творческом кризисе. Не мог же я говорить о том, чего толком не знаю!

– Понимаю ваше нетерпение, но уверяю, что скоро вы все узнаете, – обещал Гуров, после чего направился к себе в комнату.

Он как раз успел переодеться, когда в дверь заглянула горничная Аня и сообщила, что обед готов, все обитатели поместья вернулись из своих походов в город или с прогулок и ждут его в столовой. Сыщик спустился вниз. Он чувствовал зверский аппетит – он только сейчас осознал, что не позавтракал, да