его немедленного освобождения. Я уже ничего не могу сделать.

— Помимо вашей плохой работы в качестве защитника, как вы думаете, что еще повлияло на решение суда? ДНК волос?

— То, что Мигеля считали не совсем нормальным. Общество не жалует таких людей. Он был замкнутым, одиноким человеком, у него не было друзей. С людьми он общался через свою фотокамеру. Я знаю, что он искренне ценил этих девочек. Он фотографировал Лару в день ее смерти, поэтому на трупе были его волосы. Прокурор говорил о следах треноги. Боже, но это самая обычная тренога, на рынке таких полно. У любого фотографа-любителя есть такая. Лара вышла из его студии живой.

— Почему вы так уверены?

— Я много раз с ним разговаривал.

— Но он очень скрытный, вам, вероятно, было трудно что-то из него вытянуть.

— Я верю в его невиновность. Я верил тогда, и я верю сейчас, тем более в свете происходящего. Очевидно, убийца на свободе.

— Для чего вы на днях ходили в тюрьму Эстремера?

— Чтобы увидеть Мигеля и пожелать ему удачи. И заодно передать новому адвокату всю документацию по делу. Это элементарная вежливость по отношению к коллеге.

Элена тоже вспотела. Пора было заканчивать визит. Перед тем как покинуть квартиру, она еще раз внимательно посмотрела на книжную полку и заметила фотографию молодого стройного Хауреги рядом с девушкой, видимо во время загородной прогулки. И подумала о том, как быстротечна радость в этой жизни.

Глава 48

В комнате для свиданий Дамиан Масегоса, новый адвокат Мигеля Вистаса, держал в руках документы, которые передал ему Хауреги. Мигель сильно похудел и был очень слаб. Врач сказал, что ему повезло, лезвие не задело жизненно важных органов, но чувствовал он себя очень плохо. Его лечили смесью антибиотиков и обезболивающих, от которых он все время спал. По ночам у него поднималась температура, и он совсем потерял аппетит. Рана заживала очень медленно. Ему казалось, что стоит только поменять позу, сделать глубокий вдох или закашляться, и швы сразу же разойдутся.

— Я разговаривал с надзорным судьей, все хорошо, — сообщил Масегоса.

— Когда меня отсюда выпустят?

— Скоро. Но ты должен набраться терпения. Выдан ордер на арест отца девушек. Лучшее, что может случиться, это если его быстро найдут, прижмут и он признаетсяв убийстве обеих дочерей.

— А если нет?

— У нас есть еще один козырь, не волнуйся. Очевидно, что эти две смерти — дело рук одного и того же убийцы, это все понимают. Ни один судья не откажется пересмотреть твое дело.

Мигель пристально смотрел на адвоката. Он столько раз видел его по телевизору — вот уж кто умеет превратить любое дело в шоу. Средних лет, тщательно причесанный, он говорил отталкивающе-манерно.

— Я изучил документы по делу и должен сказать, что у тебя не было хорошей защиты.

— Я знаю. У моего адвоката тогда были свои проблемы.

— Я в курсе. И мне бы не хотелось критиковать коллегу.

— Что именно он сделал не так?

— Твоя презумпция невиновности была нарушена на основании косвенных улик. А твой адвокат и ухом не повел. Его поведение в суде вообще необъяснимо. Он отказался от допроса основных свидетелей, согласился с ДНК-анализом волос, хотя его можно было опротестовать по процессуальным основаниям.

— Каким основаниям?

— Эти волосы появились позднее и как по волшебству. Очень удобно для прокурора, конечно. Но никто бы в это не поверил. Твой адвокат должен был потребовать признания доказательств ничтожными, а он этого не сделал.

— Если все, что вы говорите, так очевидно, почему же, по-вашему, он этого не сделал?

— Спроси у него, я не знаю. Может, твое дело его не интересовало, может, он думал, что ты виновен. Я знаком с одним адвокатом, который толком не готовится к выступлению в суде, если в это время проходит турнир по гольфу.

Мигель нервно почесал руку.

— С одним этим досье, которое я держу в руках, мы могли бы обжаловать приговор ввиду отсутствия д­олжной защиты, и судья точно бы назначил повторное разбирательство.

— Почему же вы этого не делаете?

Масегоса хитро улыбнулся:

— Потому что лучше подать иск против государства.

— Я хочу выбраться отсюда. Сделайте все возможное, чтобы я быстрее вышел, потому что я больше не могу.

— Это неверная позиция, Мигель, — сказал адвокат, поднимая вверх указательный палец. — Надо играть по-крупному.

— У меня больше нет сил.

— То, что я тебе сейчас скажу, их вернет. Если будет доказано, что государство отправило в тюрьму невиновного, ты получишь миллионную компенсацию. Существуют таблицы для расчета суммы, она зависит от времени, проведенного в тюрьме. А ты провел здесь семь лет, Мигель. И всю оставшуюся жизнь ты сможешь просто плевать в потолок.

— Деньги меня не волнуют.

— Деньги волнуют нас обоих, именно по этой причине мы с тобой сейчас разговариваем. Не забывай, что половину выплаты получаю я, таково было мое условие. Виновен ты или невиновен, будут ли еще мертвые цыганки — все это меня не интересует, меня интересует только моя доля, пятьдесят процентов.

У Мигеля резануло в животе. Рана то и дело напоминала о себе, как будто внутри что-то разрывалось на части. Он не любил показывать слабость, но лицо непроизвольно дернулось от боли. Адвокат продолжал говорить, выказывая неуважение к правосудию в каждой фразе:

— Мы должны привлечь государство к ответственности. Нам выпал счастливый шанс. И надо его не упустить. Но власть не любит признавать свои ошибки, поэтому будь осторожен, веди себя примерно, не лезь на рожон, не поддавайся на провокации. Надо быть предельно бдительным.

Похоже, он не заметил, что его подзащитный испытывает сильную боль. И конечно, даже не поинтересовался, как Мигель себя чувствует, какие лекарства ему дают, нужна ли ему реабилитация. Он думал только о выгоде, которую можно извлечь из этого дела.

— Как скажете, — покорно ответил Мигель.

— К следующему моему визиту уже будут новости, я уверен. Так что держись, осталось совсем немного. Поверь мне.

Когда охранник объявил, что время свидания истекло, Мигель испытал огромное облегчение. И пошел в свою камеру, уставившись в пол, именно так, как учил держаться Каракаса, чтобы избежать неприятностей, случайно столкнувшись с какими-нибудь отморозками.

Глава 49

«Фиат-фиорино» был припаркован на Рибера-де-Куртидорес. Для такой деятельной натуры, как Ческа, не было ничего скучнее, чем наблюдение. Она любила экстремальные виды спорта. Занималась бейсджампингом, чтобы почувствовать себя птицей в полете, участвовала в ультрамарафонах, чтобы проверить пределы собственной выносливости. В поисках адреналина пошла работать в полицию. Больше всего любила преследовать преступника, устраивать облаву, врываться в помещение с пистолетом, крепко зажатым в руках. Сидеть целый день в машине, ожидая, когда тронется с места фургон, было для нее хуже смерти.

Цыган вышел из магазина, ключи от машины звякнули в его руке. Он открыл дверцу, забрался внутрь и захлопнул ее. Завел фургон. Ческа не очень оживилась — ничего важного, с ее точки зрения, пока не происходило. Фургон тронулся по направлению к Авенида-де-Арканталес, остановился у какого-то подъезда, и цыган исхитрился в одиночку выгрузить из машины письменный стол и кресло с помощью платформенной тележки. Это оказалась обычная доставка мебели.

Фургон заехал еще по паре адресов, тоже что-то доставил и отправился назад, на Рибера-де-Куртидорес. Уже наступил полдень, магазин закрылся на три часа, цыгане вышли на обед, возможно, кто-то остался внутри, чтобы поспать в сиесту.

Вздремнуть не помешало бы и Ческе с Ордуньо, но по очереди, чтобы один все время был начеку. Но Ческа никогда не спала в сиесту, считая ее пустой тратой