— Дай мне с ним поговорить.

Сарате вошел в гостиную. Не успел он открыть рот, как Сальвадор нетвердой походкой двинулся ему навстречу.

— Ты пришел арестовать меня?

— Тебя никто не собирается арестовывать, тебе нечего бояться, — попытался он успокоить старика.

— Убирайся из моего дома, хватит с меня полицейских, видеть их не хочу…

Он споткнулся об одну из подушек, которые сам же разбросал, и грохнулся на пол.

— Сальвадор! — Асенсьон бросилась к нему. — Ты не ушибся?

— Не трогай меня. Скажи, чтобы он ушел.

— Он пришел помочь тебе, постарайся успокоиться. Вставай, дорогой.

— И не подумаю.

Асенсьон подложила ему под голову подушку. Сарате сел на пол рядом с ним.

— Пожалуйста, расскажи мне, что случилось.

— Не заставляй его снова переживать это, Анхель, пожалуйста, — взмолилась Асенсьон.

— Мне нужно знать, какие вопросы задавала инспектор Бланко, это наверняка была она.

— Они идут за мной, я это чувствую, — не унимался Сальвадор.

— Кто идет за тобой?

— Рентеро. Он ненавидит меня, не проходило и дня, чтобы он не подставил мне подножку. И теперь, с этими цыганками, он нашел способ меня добить.

Сарате переглянулся с Асенсьон, которая, перекрестившись, умоляюще сказала:

— Они ведь не возобновят это дело, Анхель. Он этого просто не переживет.

— Дело Лары Макайи закрыто! — закричал Сальвадор. — И убийца в тюрьме.

— Никто не собирается возобновлять дело Лары, уверяю тебя.

— Тогда почему вы задаете мне вопросы?

— Потому что есть связь между двумя убийствами, а первое расследовал ты, это нормально. Не беспокойся.

— Я стар, я теряю память, и меня могут подвести ноги, но не нюх. Я знаю, что Рентеро и инспектор идут за мной.

— Послушай, Сальвадор. Я тоже расследую убийство Сусаны Макайи. И я не позволю им пересматривать дело Лары.

— Ты можешь остановить это? — с надеждой спросила Асенсьон.

— Не может, — буркнул Сальвадор. — Он пока еще никто, от него ничего не зависит.

— Они не собираются проверять твое расследование, слышишь меня? Только через мой труп, — сказал Сарате как можно убедительнее, но он знал: его наставник прав. Он в отделе и правда никто и звать его никак.

— Спасибо, сынок, — сдался Сальвадор. — Помоги мне. У меня больше нет сил.

— Давай-ка поднимайся. Пойдем на диван. Асенсьон нам что-нибудь нальет.

— Я помогу тебе поднять его. Осторожно.

— Я сам, Асенсьон. И оставь меня с ним наедине на пару минут.

Асенсьон неохотно уступила — ей не нравилось, когда заботу о ее муже брал на себя кто-то другой. Нарочито громко вздыхая, она пошла на кухню, было слышно, как она насыпает лед в стаканы. Сарате помог старику встать, довел его до дивана, и они сели.

— Помнишь, что ты говорил мне, когда я только пришел работать в участок?

— Как я могу помнить? Наверное, чепуху какую-нибудь.

— Ты говорил, что полицейский должен быть оперативным. Ты призывал меня не сидеть сиднем, а действовать. Так что хватит разлеживаться, пора немного пошевелиться.

— Я больше не намерен шевелиться.

— А я не перестаю это делать, и знаешь почему? Потому что я следую каждому совету, что ты мне дал.

— А какие еще советы я тебе дал? Я уже не помню.

— Ты сказал, чтобы я не доверял никому в участке, что каждый идет своим путем и что ножи летают повсюду.

— У некоторых язык хуже ножа.

— Ты также сказал мне, что убийца должен неминуемо оказаться за решеткой. И что правосудие часто на шаг отстает от полиции.

— Теперь, когда нас никто не слышит, я скажу тебе: это так и есть.

— Помнишь мое первое дело? Квартира в Усере, тайник с наркотиками. Я попросил ордер на обыск, а судья не спешил. Когда наконец я получил ордер, в доме главаря все было чисто, как в обители монахинь-кармелиток. Я дал им время, этим ублюдкам, чтобы вынести все из дома. В участке надо мной два месяца смеялись.

— Ты должен был войти без ордера.

— Так ты мне и сказал. Что сначала надо войти, а если есть что-то интересное, просить ордер. Тогда не облажаешься.

— Я правда тебе это говорил? Однако… Ну и методы воспитания!

— Ты сделал и еще кое-что, Сальвадор. Я подрался с придурком, который насмехался надо мной. А ты пригласил меня на ужин в ресторан морепродуктов на площади Испании. А потом повел играть в бильярд. Я не знаю, кто тебе сказал, что я люблю морепродукты и бильярд, но в ту ночь я заснул счастливым. Без тебя та ночь могла бы стать худшей в моей жизни.

Взгляд Сальвадора блуждал по комнате, ни на чем не останавливаясь.

— Только не говори, что не помнишь.

— Я помню, что ты не выглядел довольным, играя в биль­ярд. Меня не предупредили, что ты в нем не очень силен.

— Ну, с тех пор я не очень продвинулся в бильярде.

— А в полицейском деле?

— Всему, что я знаю в своей профессии, научил меня ты. Всему.

Асенсьон вошла с двумя стаканами на подносе и миской оливок. Она вздохнула с облегчением, увидев мужа спокойным и умиротворенным. И бросила на Сарате благодарный взгляд.

Глава 45

Официант в баре-караоке Cheеr's объявил в микрофон имя Элены, и она поднялась на сцену. Зазвучали аккорды Tintarella di luna, пожалуй самой известной песни Мины.

— Tintarella di luna, tintarella color latte, tutta notte sopra al tetto, sopra al tetto come i gatti, e se c’è la luna piena, tu diventi candida12.

Она, конечно, немного захмелела, но не настолько, чтобы не исполнить эту песню с блеском. Всего-то два бокала, из третьего она едва успела сделать пару глотков; она выходила к микрофону и куда более пьяная.

Ей нравилось петь с чувством, удлинять концевые гласные, ощущать тембр собственного голоса, теплый благодаря связкам, разогретым алкоголем. Светловолосый тридцатилетний мужчина, похожий на иностранца, смотрел на нее с восхищением. Она заметила это и улыбнулась со значением, как бы посвящая очередной рефрен ему, а после модуляции сделала в его сторону провокационный жест. Когда песня закончилась, все вскочили, аплодируя, выкрикивая «браво», — все, кроме иностранца. Элена подошла к нему.

— Почему ты не аплодируешь?

— Я потерял дар речи.

— Для аплодисментов дар речи не нужен.

— Я потерял и способность двигаться.

— У тебя большая машина?

— Внедорожник, — удивился блондин. — А что?

И никакой он не иностранец, просто испанец-блондин, который ходит флиртовать в караоке. Явился, похоже, один, не видно ни друзей, ни подруги, она бы уже точно подлетела, чтобы насмешкой прервать наметившийся флирт. Официант снова взял в руки микрофон, и сквозь металлический свист она услышала «Луис». Блондин пошел на сцену, и зазвучала одна из песен Розаны. Он неотрывно смотрел на Элену, словно посвящал песню ей. Она потягивала текилу сперва короткими глотками, потом, по ходу песни, все более долгими: она знала, что в конце концов уведет блондина на парковку Диди. Снова грянули аплодисменты и крики «браво», спел блондин отлично; гордо раскланявшись, он подошел к Элене:

— Тебе понравилось?

— Безусловно!

Она впилась губами в его губы, схватила его за руку и потащила на улицу. На выходе она столкнулась с Сарате.

— Уже уходишь? — спросил он.

— А ты как думаешь? — В ее словах звучала откровенная насмешка.

— Я пришел на всякий случай, вдруг ты здесь. Я только хотел выпить с тобой.

— Жаль, что ты не пришел на десять минут раньше. Но входи, выпей из моей бутылки за Мину. И попросись на сцену, сегодня хорошая публика.

Сарате кивнул и вошел в бар. Он сделал это из гордости, чтобы не выглядеть идиотом, который уходит с поджатым хвостом после того, как у него увели девушку. На сцене две женщины исполняли песню группы