В районе Пьовера стояла тишина, траур безмолвно стелился от дома к дому. Соседи даже не выглядывали на улицу, окна были пусты, хотя синие проблески полицейских мигалок пронизывали их насквозь. На кухне дома Макайя горел слабый свет. Наступила ночь, но Соня, возможно, была не в себе и не могла уснуть без виски. Этим вечером в телевизионной программе говорили об убийстве Сусаны. Некоторые участники передачи обвинили Мойсеса в убийстве дочери. Видела ли это Соня? Был ли телевизор на складе?

Инспектор Бланко неподвижно сидела на переднем сиденье машины, уставившись в пространство и не находя сил выйти.

— Хочешь, я поговорю с ней? — предложил Ордуньо.

Элена не ответила: говорить с Соней — ее обязанность. Она открыла дверцу и вышла. То же самое сделала Ческа, предпочитавшая ждать на открытом воздухе. Она прислонилась к машине и следила за тем, как инспектор медленно идет к дому Сони.

На небе сияли звезды, уже опустилась теплая, упоительная летняя ночь. Жизнь продолжалась, невзирая на трагедию Макайя. Участники телевизионной передачи беззаботно возвращались домой, как будто сказанные ими с экрана слова ничего не значили, как будто в них не было ни капельки яда, как будто они никак не повлияли на человеческую судьбу. Но были мертвые, которые ждали похорон, и была уверенность, что на этих улицах скрывается убийца. 

Часть четвертая

ПУСТОЙ ГОРОД

Улицы полны людей, они вокруг меня

разговаривают, смеются,

и никто не знает о тебе.

Я вижу, кто проходит, но я знаю,

что город мне покажется пустым,

если ты не вернешься13.

Мальчик бежит по полю, забирается на дерево и с высокой ветки смотрит на горизонт. Затем он находит зеленую лужайку, чтобы немного полежать и посмотреть на облака. И засыпает посреди вечерней прохлады.

Когда он открыл глаза, то увидел трубу, проходящую под крышей сарая. Ему показалось, что на одном из стыков есть капля воды. Еще толком не проснувшись, он встал, забрался на стиральную машину, потом на башню из книг и полизал трубу. От ржавчины защипало в горле. Он вдруг испугался, что не сможет слезть со стиральной машины на пол. У него не было сил. Единственное, что он съел за последние дни, — собственная рвота. Но эта капля ржавой воды поможет продержаться еще немного.

Первые несколько дней он подтягивался на руках к окну и звал на помощь. Теперь перестал. И не пытался больше открыть дверь с помощью лопаты. Он просто ждал.

Он исследовал помещение сверху донизу: банок с едой больше не было. А вот у червей пир шел горой. Труп собаки был покрыт ими целиком.

Поначалу было очень противно, но потом он обнаружил, что процесс разложения его завораживает. Он стал угадывать, как дальше будут истончаться спина, уши, язык.

В какой-то момент ему стало щекотно, и он увидел, что в ране на ноге копошатся черви, крошечные движущиеся личинки, которые одна за другой вгрызаются в мясо, как будто прокладывают туннель. Нельзя ли их съесть? Он положил палец на рану, затем поднес к глазам. На кончике пальца извивались четыре или пять опарышей. Он разглядывал их. В их движении не было порядка, время от времени они сталкивались друг с другом и после мгновенного замешательства продолжали каждый свой путь. Он сдул их с пальца.

Сил не осталось, и он прислонился к стене. Пусть черви делают что хотят. Он станет с ними бороться, только если они полезут выше. Детское чутье подсказывало, что эти личинки — некий продвинутый вид, которому не нужно искать консервные банки с едой. Он посмотрел на труп собаки. Подошел к стене с окном и нашел под ним на полу острый осколок стекла.

Орудуя им как ножом, он отрезал кусок мяса от собачьей лапы. Взял в рот и с отвращением пожевал. Его тотчас вырвало. Тогда он отрезал кусочек потоньше и стал жевать его очень медленно, стараясь выдавить из этой гнили хоть какую-то жидкость.

Глава 51

Четыре башни Пасео-де-ла-Кастельяна становились все меньше и меньше, по мере того как красная «Лада» удалялась от города. В машине звучала Città vuota в исполнении Мины. Элена попыталась подтянуть, чтобы справиться с усталостью, но настроение было слишком мрачное, и она замолчала. Этот перерыв в работе на два часа с лишним очень кстати, она успеет съездить в Уруэнью в провинции Вальядолид, куда ее бывший муж перебрался несколько лет назад.

Дом стоял на окраине городка, и путь к нему пролегал по мощеным улицам вдоль крепостных стен, мимо старинных фамильных особняков. Элену коробило, что Абель выбрал такое живописное место для новой жизни после всего того, что с ними случилось. Ей чудилось в этом некое кощунство. Впрочем, на Пласа-Майор в Мадриде тоже красиво, но красота эта больше не для нее: там произошло то, что разбило ее жизнь. Но ничего такого говорить мужу она не станет: время упреков осталось позади.

Она не предупредила о своем визите, но Абель принял ее так, словно ждал. Он хорошо знал ее, знал, что Элена часто действует импульсивно и что элементарные нормы вежливости плохо уживаются с ее темпераментом. Он о­ткрыл дверь с радостным удивлением, которое не выглядело притворным, и спросил, что привело ее к ним в захолустье.

— Захотелось тебя увидеть, — ответила она.

Он воспринял ответ как должное. Он знал, Элена такая, порой ею движет не конкретная цель, а мимолетная прихоть. И это легкомыслие ему в ней нравилось.

— Заходи-заходи, Габриэла как раз готовит еду. Хочешь что-нибудь выпить?

Подруга Абеля, бразильянка Габриэла, была на пятнадцать лет моложе его. Невысокая и мускулистая, она босиком выбежала поздороваться с Эленой и, лучезарно улыбаясь, тепло обняла ее, окутав ароматной черной