— Ты любишь фрикасе? — спросила она с сильным акцентом.

Абель стал объяснять, что это за блюдо. Курица со сливками, рисом и сыром. Пахло очень аппетитно. Есть Элене особо не хотелось, но возражать она не стала. Для этого она сюда и ехала: чтобы отдохнуть, чтобы о ней позаботились, пусть даже совсем недолго. А бывший муж умел окружить ее заботой, как никто.

Еда оказалась вкусной, разговор — задушевным. Они говорили о приятном, и смех Габриэлы звенел как колокольчик. Пили вино, которое сделал Абель. Он приобрел несколько виноградников и очень гордился собственным вином, по мнению Элены резким и кислым, как обычно получается у дилетантов, которые очертя голову ринулись в новую область и, хотя пока мало что умеют, готовы выпить четыре стакана своего вина и не поморщиться.

После еды Габриэла простилась с Эленой, сказав, что спешит на работу. Возможно, слукавила, чтобы позволить им поговорить наедине. Она спросила, останется ли Элена ночевать. Элена ответила, что еще не знает.

Они гуляли по виноградникам, Абель показал ей винодельню. Он увлеченно рассказывал о новом хобби, а ей снова стало неловко: как это возможно — уехать и жить так, как будто ничего не произошло.

— Ты помнишь своего сына?

Вопрос прозвучал так резко, что он остановился и мгновение смотрел на нее.

— Конечно помню! — воскликнул он запальчиво.

— Не знаю, ты выглядишь таким счастливым, что мне кажется, ты забыл.

— Я все время о нем думаю. Но я не застрял в том дне, когда он исчез.

— Не называй это исчезновением. Его похитили, его украли у нас.

— В дне, когда он исчез, Элена. Когда он перестал быть с нами. Но жизнь продолжается…

Вот и все. Он сам это сказал. Он не желает ничего обсуждать и готов отразить любой ее упрек. Он счастлив и гордится тем, что счастлив, что использовал свой потенциал, чтобы двигаться дальше. А она не в силах смотреть жизни в лицо. Счастье превратилось для нее в химеру. Ни покоя, ни отдыха, ни возможности спрятаться. Жизнь превратилась в дерьмо с тех самых пор, как похитили ее сына Лукаса. Восемь лет назад.

— А я? Я застряла?

Это было перед Рождеством, они стояли на Пласа-Майор, прямо под окнами своей квартиры, и выбирали елочные украшения. Лукас отпустил ее руку, и она шагнула вперед, чтобы рассмотреть деревянного Папу Ноэля, всего на несколько секунд. Потом повернулась к сыну, но его не было. Она искала его в толпе. На площади было полно народу. Ей показалось, она увидела, как он выходит через арку с человеком, лицо которого было изрыто оспинами. Но уверенности в этом не было. Уверенности не было ни в чем. Она до сих пор не понимала, как это произошло. Как пятилетний ребенок мог по доброй воле уйти от мамы? Взять за руку чужого дядьку и навсегда исчезнуть из ее жизни? Без принуждения, без слез, без истерики, без малейшего сопротивления?

— Иногда мне кажется, что да, что ты застряла.

Элена так не считала. Она продолжает работать. А он оставил журналистику, чтобы начать жизнь заново в маленьком городке, завести дурацкие виноградники и делать паршивое вино.

— Я не струсила и не вышла на пенсию в пятьдесят, как ты.

— Я не на пенсии, я просто изменил свою жизнь.

— Как бы ты ни менял свою жизнь, как бы далеко ты ни уехал, твой сын похищен.

— Мы этого не знаем.

— Я это знаю. Он жив. И ждет, когда мы его найдем.

— Прошло восемь лет, дорогая. Восемь!

Вот она, огромная пропасть, которая пролег­ла между ними. Он отказался от поисков ребенка через год. Она продолжала искать. Но это были безнадежные поиски, даже коллеги повторяли ей это снова и снова. Она нарушила полицейский протокол и позвонила в участок уже через пять минут после исчезновения ребенка. Звонку не придали особого значения: дети теряются каждый день, в торговом центре или в парке аттракционов, и вскоре находятся. Она звонила больше десяти раз, требуя выставить полицейское оцепление вокруг Пласа-Майор. О чем она говорит? Рождество, смех и веселье, оживленные люди на улицах Майор и Ареналь, и вдруг оцепление? Об этом не может быть и речи! Она заказала фоторобот незнакомца: среднего роста, коренастый, смуглый, лицо изрыто оспой, брови щетинистые, замшевая куртка с воротником из овчины. Разослала по всем районам. Пришла в бешенство, узнав, что необходимые меры не были приняты. В полиции смотрели на нее с терпением и состраданием, говорили, что о похищении всем сообщили, что делается все возможное. Она злилась. Ей предложили пойти домой отдохнуть. Она кипела от ярости.

Полицейская и журналист теряют сына, и его не могут найти — неслыханно! Абель продержался полтора года и бросил свою газету. Два года спустя он оставил и ее. В следующем году он нашел дом в Уруэнье и Габриэлу и сменил обстановку. Элена не переставала искать Лукаса ни на один день. Она установила камеру на балконе, чтобы фотографировать людей, проходящих под аркой Пласа-Майор. Она не сомневалась, что человек с изрытым оспой лицом вернется в это место, чтобы увести еще одного ребенка. Она держалась за эту ниточку, потому что у нее не было другой. Это был единственный шанс отыскать сына.

— Есть подозреваемый, — соврала Элена.

Абель смотрел на нее, призывая на помощь все свое терпение. Ему не нравилось, что она установила камеру в квартире, что ночами, вместо того чтобы спать, просматривает снимки. Он знал, что так она хранит верность своей боли, что ее ужасает даже мысль поступить как он — перевернуть страницу и двигаться дальше, с затянувшейся раной, кровоточащей лишь время от времени. Элена выбрала страдание. И не пойдет на сделку с собой даже ради счастья, пока не найдет сына.

— Тогда разберись. И расскажешь мне обязательно. Х­орошо?

— Хорошо.

Ну ладно. Она уже успокоилась. Он не упрекал ее в том, что она продолжает расследование. И не пытался избавить от навязчивой идеи, овладевшей ею. Они долго гуляли в полном молчании, и ей стало казаться, что вечерний воздух становится прохладнее. Пожалуй, не так уж тут и хорошо. Она решила не оставаться ночевать, у нее полно дел. Абель подарил ей бутылку своего вина, она сунула ее в бардачок «Лады». Прощальные объятия заняли несколько секунд.

На обратном пути в Мадрид она думала о дне, проведенном в Уруэнье. Спрашивала себя, почему ей нужно время от времени встречаться с бывшим мужем. Она больше не любила его, хотя ей все еще нравился запах его кожи и та твердая решимость, с которой он двигался по жизни. Может, ей нужно время от времени видеть, что стало с человеком, пережившим трагедию. Может, она тоже хотела бы позволить себе немного легкой, независимой жизни вдали от суеты, хотела бы обрести покой, несмотря на все несчастья мира. Абель выглядел по-настоящему счастливым. Но ей не дано. Каждый раз — одно и то же: она начинает с того, что завидует ему, а заканчивает убежденностью, что он неправ. Так трусливо жить нельзя. Он сдался, капитулировал раньше времени. К счастью, она этого не сделала. Она останется на посту и не покинет его никогда. Лукас потерял отца, но не мать.

Глава 52

Народу на похороны Макайя пришло очень много. Далеко не все знали усопших. Пресса вовсю обсасывала дело, и нездоровый интерес с самого утра влек на кладбище зевак, которым хотелось на пару часов оказаться в гуще событий. Даже жара никого не останавливала.

На самом деле смотреть было особо не на что. Безутешная вдова и мать едва