Шрифт:
Закладка:
— Как я счастлива, как я счастлива, как я счастлива, что вступила с ним в сделку! О, дьявол, дьявол! Придется вам, мой милый, жить с ведьмой» (гл. 30).
И еще до встречи с Воландом Маргарита потеряла свою душу. Она кокетничает, когда говорит: «заложила бы душу» — ибо, похоже, она вообще не верит в существование души. Оттого и мечтает о самоубийстве (самоубийцы слепо и наивно полагают, будто уничтожение тела тождественно уничтожению души и ее боли). «Так вот, она говорила, что с желтыми цветами в руках она вышла в тот день, чтобы я наконец ее нашел, и что если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь ее пуста» (гл. 13). Странно, но даже встреча с сатаной и его призраками не убеждает Маргариту в бессмертии души: и утром после бала она по-прежнему думает о самоубийстве: «Только бы выбраться отсюда, а там уж я дойду до реки и утоплюсь» (гл. 24).
Поскольку же ведьмой (хоть и втайне от себя самой) Маргарита была еще до встречи с сатаной, и «знакомство с Воландом не принесло ей никакого психического ущерба» (гл. 27).
Обрадует ли вечность с Маргаритой?
Маргарита — не муза[281]. До ее появления (в мае) мастер уже год работал над романом. Роман уже «летел к концу»[282]. Вместе они были одно лето (в августе мастер завершенную рукопись отдал машинистке). Она не вдохновляет, но просто слушает уже написанное[283].
Характерно также, что мастер и Маргарита обречены на бесплодие; и на земле они не смогли родить детей, тем более не будет детей у призраков. Они будут «лепить гомункула»[284].
Призрак мастера завещал Ивану Бездомному продолжить роман «о нем».
Но призрак Маргариты поцеловал юношу — и профессор Понырев так ничего и не написал (хотя Маргарита и уверяла его, что она знает его будущее и там все будет хорошо).
Ничего не напишет и зацелованный Маргаритой призрак мастера.
Они будет резать друг друга своей «любовью» («Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!» (гл. 13)).
Маргарита владеет мастером. Мастеру же не обрести свободы от Маргариты. Впрочем, не от нее ли мастер уходит в психушку? До встречи с Иваном мастер провел в больнице почти полгода[285], причем остается в ней добровольно: «Мне удирать некуда» (гл. 13).
Маргарита грозит мастеру: «А прогнать меня ты уже не сумеешь» (гл. 32).
То, что это именно угроза, понимает даже Воланд: «Мастер притянул к себе Маргариту, обнял ее за плечи и прибавил:
— Она образумится, уйдет от меня…
— Не думаю, — сквозь зубы сказал Воланд» (гл. 24).
А во второй полной рукописной редакции реакция Воланда выглядела еще более однозначной: «Итак, человека за то, что он сочинил историю Понтия Пилата, вы отправляете в подвал в намерении его там убаюкать?»[286]
Вообще мастер становится «приложением» к Маргарите. «Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего любовника, мастера, — сказала Маргарита, и лицо ее исказилось судорогой» (гл. 24).
Маргарита здесь все же просит о себе (как о своем же покое она просила, вступаясь за Фриду). Она владеет мастером, пользуется им, как пользовалась кремом Азазелло. Мастер тут сведен к своей сексуальной роли в ее жизни. В первой, журнальной публикации романа (Москва, 1967. № 1) редакторская рука целомудренно заменила слово «любовник» на слово «возлюбленный»… (ср. с дневниковой записью М. Булгакова о его второй жене Л. Белозерской в ночь на 28 декабря 1924 г.: «Подавляет меня чувственно моя жена. Это и хорошо, и отчаянно, и сладко, и, в то же время, безнадежно сложно: я как раз сейчас хворый, а она для меня… Как заноза сидит… что чертова баба завязила меня; как пушку в болоте, важный вопрос. Но один, без нее, уже не мыслюсь. Видно, привык»).
Неслучайно в наркотических снах Ивана Понырева Маргарита столь властно обращается с мастером. «Тогда в потоке складывается непомерной красоты женщина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнает его. Это — номер сто восемнадцатый, его ночной гость» (эпилог). Как поменялись их гендерные роли за годы «посмертия»! Ведь еще в первые минуты после смерти мастер вел себя как лидер. «Мастер и Маргарита соскочили с седел и полетели, мелькая, как водяные тени, через клинический сад. Еще через мгновение мастер привычной рукой отодвигал балконную решетку в комнате № 117-й, Маргарита следовала за ним» (гл. 30).
Во второй редакции романа (1934 год) вся история любви Мастера и Маргариты излагается устами Маргариты. В финальном сне Мастер (он еще именуется Поэтом) является ей таким: «Глаза его горели ненавистью, рот кривился усмешкой…
Он был в черной от грязи ночной рубахе с засученными рукавами. В разорванных брюках, непременно босой, и с окровавленными руками, с головой непокрытой» (гл. Маргарита).
Так что Маргарита — отнюдь не «ангел-хранитель» и не «добрый гений» мастера. Вечность с ней — подарочек еще тот!
Впрочем, Булгаков нередко столь ярко выписывал своих персонажей, что читатели принимали характерность за положительность. «Читал труппе Сатиры пьесу. Все единодушно вцепились и влюбились в Ивана Грозного. Очевидно, я что-то совсем не то сочинил»[287].
Предвидел Булгаков и то, что за «Мастера и Маргариту» его могут несправедливо и против его воли записать в оккультисты и сатанисты. «Я случайно напал на статью о фантастике Гофмана. Я берегу ее для тебя, зная, что она поразит тебя так же, как и меня. Я прав в „Мастере и Маргарите“! Ты понимаешь, чего стоит это сознание — я прав!»[288]
Речь идет о статье «Социальная фантастика Гофмана». Экземпляр журнала «Литературная учеба» (1938. № 5) с пометками Булгакова сохранился. Что подчеркнул Булгаков в этой статье? Где именно он узнал себя? Подчеркнуты строки: в произведениях Гофмана «цитируются с научной серьезностью подлинные сочинения знаменитых магов и демонолатров, которых сам Гофман знал только понаслышке. В результате к имени Гофмана прикрепляются и получают широкое хождение прозвания, вроде спирит, теософ, экстатик, визионер, и
