– Мне – нет, но я могу скрыть, почему плачу. Видите ли, я часто режу лук. – Мэри опустила глаза. – Луковый суп, луковый соус – лук в каждом блюде. Это возможность скрыть красные глаза и слезы.

– Мне не пришло в голову. – Гейл никогда не плакала. К тому же нет необходимости скрывать эмоции, когда живешь одна. И она не погружена в жизнь детей так, как Мэри. Впрочем, Гейл не была бы против. Она вспомнила, как веселились они с Таб, когда лепили снеговика. – Почему вы виноваты в неприятии ситуации Кирсти?

– Потому что я поддерживаю идею Броди открыть наш дом для отдыхающих. Мне кажется, это поможет решить финансовые проблемы, но Кирсти считает это предательством, она уверена, что надо искать другие пути. Думает, что все образуется само собой, словно по мановению волшебной палочки, но в реальности так не бывает, верно?

– Да, вы правы. Но людям свойственно бояться перемен, даже таких, которые пойдут им во благо. – Гейл непременно подарила бы Мэри свою книгу, если бы за последние несколько недель ее вера в собственные принципы не начала колебаться.

– Но часто перемены – единственное, что нам остается. Я была готова на все, чтобы сохранить дом.

– Ваша дочь не желает того же?

– Кирсти расстроило только то, что брат предложил открыть его для постояльцев. А еще для съемочной группы телевидения. Еще он планирует организовать недельные туры для любителей походов, художников, писателей, музыкантов. – Мэри улыбнулась. – Он математик. И очень умный мальчик. Учителя в школе говорили мне, что никогда не встречали столь всесторонне одаренного ребенка. Он играет на виолончели и фортепьяно. Правда, таланты в творчестве этим ограничиваются. Мне кажется, ему проще иметь дело с цифрами, остальное дается труднее, поэтому убеждать сестру для него – настоящее мучение.

Гейл подумала о мужчине, встретившем их в аэропорту. Ей сразу показалось, что он человек рациональный и надежный.

– Вы можете им гордиться. И Кирсти. Она здесь, с вами, а не где-то с оленями.

– Да, вы правы. – Мэри допила кофе. – Я часто размышляла, станет ли нам всем легче, если продать поместье и переехать в квартиру в городе. Тогда мне не нужно будет тревожиться о протекающей крыше и трубах. Но я уверена, что не смогу жить в городе. Мне трудно дышать, когда вокруг столько зданий. Я решила, что останусь здесь, пока не закончатся способы спасти дом, а Кирсти как-нибудь привыкнет. Теперь переживаю, что поступила эгоистично. И еще у меня нет времени уединиться и пережить моменты, когда горе охватывает с особой силой.

– Для вас важно, чтобы дети не стали тому свидетелями? Я не вижу ничего страшного в том, что они увидят, как вы страдаете, но по-прежнему думаете о них.

– Я хочу защитить их от этого. Детей ведь всегда хочется защитить, даже когда они уже выросли, разве не так?

«Так было и есть, – подумала Гейл. – Даже если спасибо за это никто не скажет».

– Может, мы слишком их опекаем. Я не знаю. – Гейл сделала большой глоток горячего кофе. – Не думаю, что могу об этом судить, меня не назвать хорошей матерью. – Голос ее дрогнул, когда рука Мэри накрыла ее ладонь.

– Ерунда. Вы отличная мать.

– К сожалению, это не так. Последнее время я все чаще подвергаю сомнению верность некоторых своих решений в отношении дочерей. – Она произнесла это вслух? Разоткровенничалась с чужим человеком? – Не обращайте внимания, я…

– И с вами такое бывает? Какое облегчение узнать, что не только со мной.

– Вы тоже сомневаетесь в правильности решений?

– Конечно. Часто бывало, что делаешь то, что считаешь верным в данный момент в сложившихся обстоятельствах, а позже, оглядываясь назад, думаешь, не ошибалась ли. – Мэри склонилась к ней. – Не надо забывать, что, обращаясь в прошлое, вы уже не увидите ситуацию, какой она казалась тогда. Остается лишь надеяться, что тогда мы сделали все, что могли, и поступили верно. Не сомневаюсь, что так оно и было.

Гейл стало легче, когда она поняла, что Мэри, у которой, определенно, были близкие отношения с детьми, испытывала те же сомнения.

– И вы тоже снова и снова обдумываете принятые решения?

– Постоянно. Таков удел родителей – самое сложное в жизни. Ни в одной книге не пишут, что со временем становится лишь труднее, а не легче. Пока дети маленькие, их мир как на ладони, их можно контролировать. Конечно, с ними и тогда было непросто, порой утомительно, но до определенной степени понятно. И мы все решали. – Мэри покачала головой. – Теперь они взрослые, а груз забот все тяжелее.

– Как верно вы сказали. – Гейл не осознавала этого, но Мэри права. В детстве многое было проще.

– Мои дети уверены, что я ничего не могу понять в их жизни.

– Да уж.

Мэри выпрямилась и вскинула голову:

– Не хотите отведать шотландский завтрак, Гейл?

– Спасибо, думаю, овсянка хорошо заправила меня на несколько часов. Мой зять… – Гейл неожиданно запнулась, когда с губ слетело непривычное слово. – Майкл рекомендовал его нам как невероятно вкусный. Извините, что мы не вышли к завтраку все вместе, добавили вам работы. Вы, должно быть, провели в кухне несколько часов.

– И каждую минуту с удовольствием. Я так рада вам. – Мэри подлила ей кофе. – Признаться, я с опасением ждала Рождества. Оно всегда было моим любимым временем года. Ведь, что бы ни случилось, люди приезжают на праздник домой. Без Камерона дом опустел, у меня даже стали зарождаться мысли, что я зря отказалась продавать поместье. Но ведь в моем случае пришлось бы продавать не просто дом, вы понимаете? Как можно продать воспоминания и назначить им цену?

Гейл с радостью продала бы часть своих воспоминаний.

– Надеюсь, все наладится и вы сохраните дом.

– Я боялась, что продам его, а потом пожалею. Сожаление – это очень страшно.

Гейл, как человек с целым мешком сожалений, не собиралась с ней спорить.

– Я хорошо вас понимаю.

– А вы как обычно проводите Рождество?

– Как обычный день. – Гейл поставила чашку и расправила плечи. – Когда девочки были маленькими, а трудностей много, я оставалась одна… – Хорошо, что она умеет быть сдержанной.

– Одна? А как же их отец?

– Он умер. Еще до рождения Эллы.

– О, Гейл! И я еще жалуюсь, что потеряла человека, с которым прожила сорок лет. Как ужасно.

– Не стоит ничего говорить. Я рада за вас, вам посчастливилось много лет прожить с любимым мужчиной.

– Но как вы справились? Без мужа и с двумя детьми?

– Не знаю. Шли дни, событие за событием, принимались решения… Празднование Рождества требовало больших затрат. – Разумеется, была и другая причина, но рассказывать о ней Гейл не хотела. – Я привыкла, что в жизни нет праздников. Сейчас остаюсь дома на день только потому, что офис закрыт, но раньше я всегда проводила его на работе.

– Девочки к вам не приезжали?

– Нет, и это целиком моя вина. Я ведь никогда не устраивала праздник. – Настал подходящий момент, чтобы признаться Мэри, как все сложно и запутанно в их семье, что они не виделись пять лет. Неожиданно для себя Гейл, всегда пренебрегавшая мнением людей, устыдилась того, какое впечатление может произвести на Мэри. – К тому же у них теперь своя жизнь.

– Привыкнуть к этому сложно, правда? Стараешься не давить на детей, но одновременно хочешь дать понять, что им всегда рады. Все же приятно, что Рождество собирает людей вместе, заставляет хоть ненадолго отвлечься от дел и забот. Возможно, все изменится, когда и мои дети создадут свои семьи, но пока ни у одного из них нет серьезных отношений. Мне казалось, у Броди кто-то появился в Лондоне, но все закончилось, когда он вернулся в Шотландию.

Гейл сбивчиво произнесла слова сочувствия. Девочки никогда не рассказывали ей о своих симпатиях, и в этом тоже виновата она сама. Теперь она лучше понимала, почему Элла не пригласила ее на свадьбу.

Во время их последней встречи дочь уже была беременна и боялась, что реакция матери испортит счастливый день.

Смогла бы она сдержаться?

Возможно. Вполне вероятно.

Она бы волновалась о здоровье Эллы и переживала из-за причины, по которой та выходит замуж. Однако факт, что дочь скрыла столь важное событие, не давал повода собой гордиться.

Мэри продолжала рассказывать о последнем увлечении Броди:

– Не могу сказать, что она казалась мне подходящей для него парой. Он привозил сюда девушку на выходные. Она нашла это место скучным и слишком удаленным от того, к чему привыкла. Ей нужны магазины, а поблизости их немного. К тому же Медведь, который тогда был щенком, прыгнул на нее и испачкал лапами пальто. Несчастный Броди потратил весь день, чтобы отвезти его в химчистку.

– Собаку?

– Пальто. Вскоре после этого они расстались. Сын больше ничего мне не рассказывал. Полагаю, девушка стала одной из причин, по которой Кирсти отказывается принимать в доме постояльцев. У нее сложилось мнение, что горожанам не понравится дикая природа наших мест.

– Я думаю, это именно то, что их привлечет, – уверенно сказала Гейл.

– Мне сложно судить,