Шрифт:
Закладка:
Гейл зачерпнула краем ложки немного каши, скорее, из вежливости. Во рту появились приятный сливочный вкус и сладость сахара.
– О боже…
– Неплохо, правда? – Мэри совсем не удивила реакция гостьи.
– Намного лучше! – Вторая ложка была полной, и Гейл попыталась распознать вкус приправ. – Из чего это приготовлено?
– Овсяная крупа. Плюс секрет Мэри Макинтайр.
Гейл съела все до последней капли, и вовсе не из вежливости.
– Эта самое вкусное блюдо, которое я пробовала в жизни. И, поверьте, это говорит человек, для которого завтрак – только кофе.
– Пока вы здесь, одним кофе ограничиться не удастся. Сейчас зима, ожидаются частые снегопады. Вам нужны силы, а значит, и сытная еда. Ваша малышка еще гуляет?
– Да, она с отцом.
Мэри кивнула:
– Счастливый, любознательный ребенок. Это и ваша заслуга тоже. Она очень похожа на свою мать.
Гейл отложила ложку. Как же она сама не заметила?
– Они похожи не только внешне. В детстве моя дочь была такой же любознательной и восторженной непоседой.
И это ее пугало. Элла была доверчивой, тянулась даже к незнакомым людям, легко находила с ними общий язык и темы для разговора. Таб, похоже, такая же.
– Вы давно здесь работаете?
Мэри вскинула голову и взяла со стола использованную салфетку.
– Я вышла замуж за Камерона Макинтайра в девятнадцать лет, с той поры я живу здесь. Порой мне кажется, что знаю каждое дерево в лесу и каждый камень в долине. Нет ни одной травинки, на которую не ступала бы моя нога.
– Вы владелица этого поместья? Простите, я не предполагала…
– Не стоит извиняться. Откуда вам было знать? Из-за смерти мужа в прошлом году тот период стал для меня самым тяжелым за всю жизнь. Потом выяснилось, что мы можем потерять и дом, в котором были счастливы все годы совместной жизни… – Мэри тяжело вздохнула. – Трудности – испытание семьи на прочность, верно? У Броди была отличная работа в Лондоне, но он вернулся сюда и взял на себя заботы о поместье. Он многим пожертвовал ради нас, из-за этого я чувствую себя виноватой. Настолько, что, наверное, скажу ему, чтобы продал все это и жил так, как считает нужным, ведь это эгоистично с моей стороны. Знаете, я до сих пор ощущаю присутствие здесь Камерона. Ох, что-то я много говорю.
– Вовсе нет. – Гейл стало немного легче. Разговор о чужих проблемах помогал забыть собственные. От одной этой мысли стало стыдно. Когда она превратилась в такую эгоистку?
Мэри – хозяйка дома. Это ее столовая, где она весело смеялась во время трапез с детьми и мужем. Сейчас она обслуживает незнакомого человека, чтобы семья могла сохранить дом. Гейл невольно задумалась о своей почти разрушенной, истерзанной семье. Она делала все от нее зависящее, чтобы дочери выросли самостоятельным, что гораздо важнее для жизни, чем сохранение хороших отношений.
И к чему это привело? Она внезапно почувствовала разочарование, а следом и сомнения, в точности такие, какие испытывала в офисе, лежа на полу без сознания. Отвратительные ощущения. Какой смысл размышлять, не допустила ли ты ошибку в воспитании детей, если уже ничего не исправить?
Она решила последовать примеру Мэри – игнорировать собственные мысли.
– Должно быть, непросто, когда в доме столько чужих людей.
– Не представляете, какая это радость. Я очень люблю, когда в доме шумно и многолюдно. В суматохе легче отвлечься от тяжелых мыслей, не находите? Мне они совсем не нравятся. Я с удовольствием слушала утром смех вашей внучки. Такого прекрасного настроения у меня давно не было. Быть бабушкой чудесно, я вам немного завидую.
Гейл привыкла, что ей завидуют, но не по такому поводу.
Она невольно задумалась о времени, проведенном с Таб. Все было искренне и просто. Маленькая ладошка Таб в ее руке. В их отношениях не было прошлого, а потому не было и осуждения. Лишь прекрасное настоящее.
«Бабуля, а ты знаешь, что все снежинки разные? Мамочка говорит, они как люди».
– Да, это чудесно.
И она должна сохранить подарок судьбы. Любой ценой. Она сделает для этого все, что может.
Задача матери в воспитании детей – подготовить их к взаимодействию с реалиями мира. А какова же роль бабушки в жизни внучки?
Их общение только начинается. Возможно, поэтому проведенное вместе время кажется таким приятным, беззаботным, привносящим свежесть в жизнь. Она могла просто получать удовольствие, позабыв обо всем, в том числе и об ответственности за ее будущее.
Погрузившись в творческий процесс создания снеговика с восторженной непоседой, Гейл забыла обо всех своих проблемах. Напряжение внутри спало, голова стала легкой, а жизнь – простой и прекрасной.
Но потом появилась Элла, обеспокоенная и убежденная, что не может оставить своего ребенка с Гейл.
Она не доверяла ей даже в этом.
Боль от этого осознания была сильнее, чем при падении.
Может, она действительно многое сделала неправильно, раз дочери считают ее плохой матерью? Или свыше задумано, что человек будет строить свою жизнь не так, как его родители?
Она вспомнила, как Элла присела рядом с Таб, разговаривала и очень внимательно ее слушала.
Отдавала ли она детям столько же времени и внимания? Пожалуй, нет. Но она работала, чтобы обеспечить им стабильное финансовое положение в будущем.
Оправдания, оправдания, оправдания…
Разве не она всегда убеждала людей, что человек сам ответственен за свои поступки?
Мэри все еще стояла напротив с кофейником в руках.
– Я мечтаю, чтобы кто-то из детей подарил мне внуков, но ведь в наши дни не принято о таком спрашивать, я даже не смею заговорить на эту тему. Один раз попробовала, но сын и дочь так на меня напустились… А вам приходится сдерживаться, когда говорите с дочерями?
В ответ Гейл нервно рассмеялась. Каждый разговор с ними как хождение по битому стеклу. Если надавить сильнее, без ран не обойтись.
– Разумеется. – Внезапно она ощутила желание быть откровенной с этой женщиной. – Может, вы посидите со мной, Мэри?
– Полагаю, мне не следует, – ответила та и запнулась. – Броди не одобрит такое поведение.
– Но его здесь нет. И дети не должны думать, что все будет так, как они захотят. Даже взрослые дети. Прошу вас. – Она указала рукой на дверь. – Я понятия не имею, куда запропастилась моя дочь, а завтракать в одиночестве не хотелось бы. Если у кого-то будут вопросы, валите все на меня.
«Меня и так обвиняют во всех грехах, один проступок ничего не изменит», – с раздражением подумала Гейл.
С чего это она начала жалеть себя? Подобное поведение ей не свойственно, обычно она анализировала факты и решала, что может сделать. Так человек, открыв холодильник, прикидывает, что можно приготовить из имеющегося.
– Вероятно, она разговорилась с моей дочерью. Надеюсь, Кирсти ничем ее не обидит. С вами она не была груба?
– Груба? – Насколько честно стоит ответить? – Вовсе нет. Но она показалась мне…
– Раздосадованной?
– Слишком серьезной, я бы сказала.
– Обычно Кирсти не такая. Я даже побаиваюсь, что ее поведение может оттолкнуть гостей. Броди, кажется, тоже этого опасается. Она не приняла новую идею брата и направление развития поместья. Ей хочется все время проводить на природе с оленями. На самом деле я виновата в ее поведении, а не Броди, как она считает.
– Почему же вы? – Гейл надеялась, что Элла не появится в столовой в ближайшие несколько минут. Разговор с Мэри помог избавиться от внутреннего напряжения, не покидавшего ее последние несколько месяцев. – Налейте и себе этого ароматного кофе и садитесь. Прошу, сделайте одолжение.
Мэри наполнила чашку и налила еще немного Гейл, а затем нехотя опустилась на край стула рядом, будто не имела права здесь находиться.
– Мне не стоит вести с вами подобные разговоры.
– Но они часто очень помогают. – Какое счастье, что Элла ее не слышит. Подобные высказывания пополнили бы список грехов матери. – И порой незнакомому человеку проще открыться.
– Верно. Перед детьми я всегда появляюсь в маске, стараюсь скрыть, как мне плохо, потому что тогда они расстроятся. Вместе с платьем по утрам я надеваю улыбку. С вами такого не случалось?
Гейл подумала о событиях, неизвестных ее детям.
– Много раз.
– Это ведь часть обязанностей матери, не так ли? Вы – опора, но вам не на кого опереться. Самой собой я могу быть только в ванной и в кухне и поплакать, пока никто не видит.
– Разве в кухне возможно спрятаться? – Гейл представила Мэри сидящей, скрючившись, под столом и прижимающей к глазам
