Это был провал. Ранее британцы всегда заключали договоры с конкретным эмиром, а не с афганским государством. Как только эмир умирал, обязательства британского правительства автоматически аннулировались – и новому монарху можно было навязывать новые условия, исходя из политической ситуации. Но договор в Равалпинди являлся договором с государством как таковым, вне зависимости от того, кто его возглавлял, – и к тому же в тексте документа фигурировала фраза «независимое правительство». Так или иначе, но Великобритания действительно отказалась от всякого контроля над внешней политикой Афганистана и признала его суверенитет. «Свобода – новая игрушка для афганцев, – объяснял Грант своему руководству в Лондоне, – они очень взволнованы этим и очень ревниво к ней относятся… Позже они сломают свою игрушку и придут к нам, чтобы мы ее починили».

Сейчас – по прошествии века – можно сказать, что афганцы сломали игрушку, но не обратились за помощью к Туманному Альбиону. Впрочем, англичане не горели желанием заниматься делами своих экс-подопечных. В 1919 г. их интересовали результаты Парижской мирной конференции и перспективы получить мандаты на Ближнем Востоке (для Ирака, Трансиордании и Палестины).[566] Помимо того, в ходе Третьей англо-афганской войны британцы одержали тактическую победу, отбив вторжение афганцев и изгнав их из своих индийских колоний. В довершении ко всему, англичане перестали субсидировать Кабул и подтвердили «линию Дюранда». По сути, Афганистан по-прежнему был буферным государством – и теперь решать его проблемы предстояло Аманулле, который достиг своих политических целей и чрезвычайно гордился этим. Он торжественно объявил о независимости Афганистана в главной столичной мечети Ид-Гах. Окончательный вариант мирного договора в Равалпинди был подписан только 21 ноября 1921 г., но к тому времени эмир уже заключил ряд торговых и дипломатических соглашений с РСФСР, Францией, Италией, Турцией и Японией.

Интересны отношения Амануллы с РСФСР (позже – СССР). После установления официальных связей между государствами Ленин отправил в Афганистан 13 самолетов с пилотами и техниками – тем самым заложив основы афганской авиации. В мае 1921 г. стороны подписали договор о дружбе, по которому Советы обещали Кабулу деньги и технику, хотя двумя годами ранее Аманулла предлагал Фергане военную помощь для противостояния большевикам.

В 1920-х гг. советские специалисты проложили в Афганистане несколько магистральных телефонных линий. Тем не менее Аманулла с подозрением относился к СССР – особенно в свете подавления басмачества, а также упразднения автономных Хивинского ханства (1920) и Бухарского эмирата (1920). К тому же афганская армия без боя сдала советским силам Пандждех и Мерв. Эмир принял сотни тысяч туркмен, узбеков, таджиков и киргизов, бежавших от большевиков, – и тем самым значительно увеличил непуштунскую долю афганского населения. Кроме того, он импортировал из Средней Азии каракульские шкурки и ковры ручной работы. Афганистан вовсе не испытывал дефицита в подобной продукции, но, по мнению Амануллы, он таким образом внес вклад в борьбу с большевизмом.

Когда советская власть утвердилась у афганской границы, был заключен советско-афганский договор о нейтралитете и взаимном ненападении (1926). Позже удалось наладить авиасообщение между Кабулом и Ташкентом.

Лишь одна страна отвергла афганцев – Соединенные Штаты. Афганская делегация прибыла в Нью-Йорк в 1922 г., но, как оказалось, тогда же в город приехала нелепая авантюристка – старуха Фатима Султана. Ее предком был Шуджа-шах, поэтому она величала себя «принцессой». Фатима носила массу украшений и скорее походила на рождественскую елку, чем на аристократку из благородной династии Дуррани; но зато она притягивала к себе взоры всех нью-йоркцев – да и вообще олицетворяла пресловутую «восточную экзотику» в том ярком и аляповатом виде, как ее понимали неискушенные западные обыватели. Среди драгоценностей Фатимы выделялся крупный бриллиант «Дарья-и-Нур» («Река света»). Старуху сопровождал некий прохвост, именовавший себя «наследным принцем Египта». Эта парочка будто сошла со страниц сатирического романа Марка Твена – она хорошо смотрелась бы на плоту, плывущему по Миссисипи, или на Поле чудес в роли лисы Алисы и кота Базилио. Самое забавное, что мошенники сами стали жертвами американского афериста по прозвищу Уэймут, который убедил их, что служит в военно-морском министерстве США, и пообещал представить Фатиму президенту Вильсону – хотя на самом деле нацелился на бриллиант.

Нью-йоркская пресса не знала, какая из двух афганских делегаций была настоящей, и выбрала ту, которая выглядела наиболее экзотично – то есть свиту Фатимы. Каждый день в газетах публиковались фантастические рассказы о принцессе и ее сокровищах. Но госсекретарь США Чарльз Эванс Хьюз был уверен, что Афганистан по-прежнему является протекторатом Британской империи, а не суверенным государством, – и, значит, дипломатической миссии у него нет и быть не может. Хьюз просмотрел газетные статьи, посвященные Фатиме и «наследному принцу Египта» – и окончательно убедился в том, что это какие-то шарлатаны. Не разобравшись в ситуации, он не пожелал встречаться с настоящими афганскими дипломатами – и те вернулись домой несолоно хлебавши. Что до Фатимы, то Уэймут все-таки выманил у нее драгоценный камень. Потом «принцесса» не смогла оплатить счет за гостиницу, и ее с позором выдворили из страны.

Несмотря на это досадное недоразумение, суверенитет Афганистана был свершившимся фактом. Аманулла сделал то, о чем его предки только говорили. В первой половине 1920-х гг. он обладал огромным политическим капиталом, о котором большинство правителей на земле не могло и мечтать. Народ любил Амануллу, а Аманулла любил свой народ. Эмир взял за правило лично обзванивать по телефону знатных кабульцев и приглашать их во дворец на вечеринки. Гости собирались в богато украшенном зале и непринужденно болтали с монархом о радужных перспективах, открывавшихся перед Афганистаном.

Между тем Афганистан пребывал в чудовищном состоянии. В стране не было не просто школ, больниц и заводов, но самой институциональной структуры, обеспечивающей нормальную жизнь людей. В 1921 г. Кабул в составе советской делегации посетила одна из «валькирий революции» – Лариса Михайловна Рейснер (ее младший брат Игорь впоследствии стал титулованным историком-востоковедом). Рейснер играла с Амануллой в теннис и участвовала в народных праздниках, посещала официальные торжества и гуляла по базарам, объездила несколько деревень и осмотрела первый в стране машин-хане («дом машины», то есть фабрику). Под впечатлением от визита она опубликовала книгу «Афганистан» (1925), в которой рассказала об офицерах, круглый год носящих единственный залатанный мундир; о детях из аристократических семей, усердно зазубривающих титулы давно сгинувших мусульманских правителей; о женщинах в вуали, отказывающихся открыть эскулапу лицо, съеденное экземой; о госпиталях с земляными полами, где больные малярией заражались тифом, а больные тифом – малярией. Ситуация в сфере здравоохранения ужасала – вместо докторов были целители, не понимающие, как функционирует человеческий организм. Одной афганке европейские медики удалили катаракту, и после 20-летней слепоты она начала видеть. «Оставалось что-то исправить в ее неправильно поставленных веках, – пластика, как говорят врачи, – пишет Рейснер. – Знахарь решил, что он справится с этой пустяковой задачей не хуже проклятого кафира. Ковырнул в глазу кухонным ножом, – больная ослепла уже навсегда».

Афганистан для Рейснер – странное, скорбное и по-своему отвратительное место: «Нигде мертвое так близко не прикасается к живому», – и эмир пытался это исправить. Аманулла много путешествовал по стране и читал лекции в крупных городах. Он выступал перед простыми афганцами и наказывал им усердно трудиться во благо родины, давать детям образование и уважать женщин. Это был самый демократичный из абсолютных монархов. Однажды в южной провинции Аманулла потребовал организовать встречу со строителями, прокладывавшими там дорогу. Эмир обнял этих людей – представителей низшего сословия – и сердечно поблагодарил их за работу. Государь всегда ходил без телохранителей – своеобразного «фильтра» между правителем и народом, который все предыдущие афганские эмиры считали обязательным. «Нация – мой телохранитель», – говорил Аманулла.

Параллельно Аманулла не забывал о новом облике Кабула – ведь столица должна была олицетворять его прогрессивное правление. В центре города, возле главной площади Пуштунистан, располагался дворец Арг, возведенный в 1883 г. при Абдур-Рахмане; именно вокруг него вырос целый квартал со зданиями министерств, необходимыми для осуществления власти «железного эмира». В 1919 г. по приказу Амануллы здесь была поставлена памятная Колонна