зрения деобандистов (равно как и иных «возрожденцев»), мусульмане должны построить государство, где из всех социальных регуляторов будет действовать только шариат. Однако для достижения этой цели мусульманам надо отказаться от заблуждений, которые они успели перенять у европейцев и других «неверных», – и вернуться к образу жизни пророка и его сподвижников. Впрочем, деобандисты заботились не о тлетворном влиянии кафиров, а о своих «братьях», отступивших от ислама, – особенно о мусульманских модернистах. Они были готовы сотрудничать с британцами для борьбы с «ближайшим врагом» – и верили, что, победив его, преуспеют в борьбе с «врагом дальним» – то есть с самими «неверными» (позже эту мысли развил Усама бен Ладен, покоривший сердца и умы миллионов «светских мусульман»).

Аманулла воплощал в себе все, что ненавидели деобандисты, а деобандисты выступали за все, с чем сражался Аманулла. Во время восстания 1924 г. он был вынужден свернуть реформы, дабы задобрить мулл и племенных вождей, – но затем сразу же вернулся к реализации «Низамнамы». Шер Ага тем временем поддерживал тесную связь со своими друзьями и союзниками в Афганистане. Деобандистские агенты сновали взад и вперед через «линию Дюранда» с донесениями и отчетами. Деревенские муллы и племена, подпитываемые черной ненавистью хазрата, медленно поднимались против эмира. Вчерашний герой и благодетель превращался для них в кафира, богохульника – и, в конечном счете, врага.

Иными словами, в Афганистане нарастала неприязнь к государю. Тем не менее в декабре 1927 г. Аманулла и Сорайя – вопреки советам обеспокоенных приближенных – решились на то, чего не сделал ни один афганский монарх. Августейшая чета отправилась в восьмимесячный заграничный тур. Супруги путешествовали по Индии инкогнито, а затем сели на пароход до Каира. На борту корабля Сорайя сняла тяжелую афганскую чадори и заменила ее на кусок ткани, который покрывал лишь нижнюю половину лица; в таком виде женщину сфотографировали каирские папарацци. Король и королева Афганистана произвели фурор – ведь Аманулла был единственным мусульманским правителем, который добился независимости от европейской колониальной державы. Для Египта – британского протектората – эта тема была чрезвычайно актуальной. Ажотаж в Каире привлек внимание европейской прессы – и журналисты, словно охотничьи собаки, сделали стойку в предвкушении громкой сенсации.

Царственный реформатор не изменил себе даже во время посещения мусульманского университета Аль-Азхар – негласного каирского конкурента Дар уль-Улюм, alma mater величайших улемов и мудрецов. Аманулла не надел традиционную мусульманскую одежду. Он пришел в Аль-Азхар серо-голубом костюме и молился в цилиндре вместо тюрбана. Местные имамы нахмурились. Враги монарха в Афганистане радостно потирали руки.

Из Египта король и королева направились в Италию. Тамошние репортеры заявили, что Аманулла превосходит их короля Виктора Эммануила III в изысканности и изяществе. Сорайя позволила публике увидеть свое лицо – и публика влюбилась в ее красоту. Пресса изображала правящую чету Афганистана в роли сказочных принца и принцессы. Итальянское правительство приложило все усилия, чтобы организовать невероятно пышный прием для высокопоставленных гостей.

Аманулла и Сорайя продолжили путешествие – но слава опережала их. На парижском вокзале собралась ликующая толпа. Французы никогда бы не позволили итальянцам обскакать их в помпезности. Президент Пьер Поль Анри Гастон Думерг собственной персоной приветствовал венценосную пару. Когда королева ступила на перрон, Думерг поклонился, взял ее руку и галантно прижался к ней губами. Фотографы запечатлели этот момент. Публика неистовствовала. «“Сорайя”, – подметили журналисты, – созвучно с sourire, французским словом, означающим “улыбка”». Королева пожаловала на званый обед, одетая по парижской моде. Она избегала популярных тогда коротких юбок, но с удовольствием нарядилась в вечернее платье; плечи были обнажены, а нижняя часть лица – завуалирована прозрачной тканью. Сорайя восхищала французов одним только взглядом – манящим и загадочным.

Германия, в отличие от Италии и Франции, не могла похвастаться утонченностью. Немцы смутились, пытаясь понять, чем потчевать гостей, которые не пили пиво и не ели свиные сосиски. Впрочем, власти восполнили этот пробел коммерческими сделками и предложениями экономической помощи. Аманулла получал несколько самолетов, обещания прислать в Кабул грузовики и промышленное оборудование для запуска мыловаренного завода, – и, кроме того, торговый контракт с фирмой, пожелавшей покупать афганский лазурит на сумму 830 тыс. рупий ежегодно на протяжении следующих трех лет.

На самом деле это была не политика, а развлечение – что совершенно очевидно в нашу эпоху рекламы, хайпа и пиара. Ушлые газетчики искусственно нагнетали ажиотаж и массовую истерию, продавая Амануллу и Сорайю как яркую пару из далекой экзотической страны, с таинственного Востока, как громкую сенсацию и, конечно, как своеобразный бренд, чтобы увеличить тиражи. Европейские правительства стремились перещеголять друг друга вовсе не ради каких-то афганцев, а ради удовлетворения собственных амбиций, честолюбия и в контексте старых политических игрищ, которые велись не на полях сражений, а на великосветских раутах. Всякий, кто хоть сколько-нибудь разбирался в европейской истории, подтвердил бы, что нет ничего более естественного, чем, например, желание французов утереть нос итальянцам или намерение англичан опозорить французов. Стоило зарубежным визитерам уехать – и о них все позабыли, а пресса ринулась на поиски новых героев, новых скандалов и новых «жареных фактов». Но король и королева этого не понимали – ведь, куда бы ни шел Аманулла, он везде получал подарки и заманчивые предложения. Даже Великобритания щедро наградила своего бывшего сатрапа, пожаловав ему военную технику на миллион рупий, лимузин марки «Rolls-Royce», степень доктора права Оксфордского университета и почетное членство в Королевском географическом обществе. Сорайя тоже стала почетным доктором – в знак признания ее вклада в развитие родной страны. Ректор Оксфорда сравнил короля и королеву Афганистана с солнцем и луной, которые прибыли с Востока, дабы озарить благодатным светом дождливую Великобританию.

Иными словами, Аманулла и Сорайя полгода купались в обожании западной публики, им рукоплескали, их фотографировали. Снимки публиковались в журналах, а журналы присылали с почтой в Индию – оттуда деобандисты и агенты хазрата Шера Аги везли их в Афганистан.

Фотографии Сорайи переходили из рук в руки в горных кишлаках. Бородатые старики в тюрбанах глазели на свою прекрасную повелительницу, которая сидела за столом с кафирами-иностранцами, оголив плечи. Для афганцев она была почти что раздетой. И королева протягивала руку чужаку для поцелуя, а рядом стоял ее супруг! Какой мужчина выставил бы свою жену на всеобщее обозрение? Да кто такой этот Аманулла – падишах или сутенер?.. Затем пришла новость о мыловарне, которую король планировал построить в Кабуле по немецкой технологии. Враги распустили слух, что он будет делать мыло из трупов афганских мусульман и продавать его «неверным» – индусам и европейцам. Эта легенда популярна до сих пор и все еще обрастает новыми подробностями.

Наконец Аманулла и Сорайя прибыли в СССР. Советское правительство столкнулось с дилеммой: гостям следовало оказать надлежащий прием и не ударить в грязь лицом перед капиталистами – но, с другой стороны, большевики по идеологическим соображениям не могли продемонстрировать роскошь и пышность. К счастью, выход нашелся. Амануллу опекал председатель ВЦИК Михаил Иванович Калинин, а Сорайю – полномочный представитель СССР в Норвегии Александра Михайловна Коллонтай, которую специально вызвали из Осло. После торжественных приветствий афганцев препоручили чиновникам МИДа – и уже они сопровождали царственных особ на различные мероприятия.

Конечно, банкеты и подарки в Москве и Ленинграде были не такими гламурными, а подарки – не такими дорогими, как в Париже. Аманулле презентовали четыре трактора, пару танков и самолетов, меч, саблю и несколько альбомов с фотографиями советских строек. Сорайя получила набор кукол в русских костюмах и обеденный сервиз на 75 персон, принадлежавший до революции князю Феликсу Феликсовичу Юсупову. По сравнению с европейскими подношениями это были мелочи – однако большевики, подобно немцам, обсуждали с падишахом вопросы торговли и военные соглашения. Британцы, наблюдая за этими переговорами, скрежетали зубами от злости. Именно тогда Надир-хан, живший во Франции, разыскал британского консула в Ницце, дабы напомнить Лондону о своем существовании – а также о том, что у него есть друзья в Афганистане и что он высоко ценит все, что сделали англичане для его страны.

Королевская чета вернулась в Афганистан через Турцию и Персию в превосходном настроении. Аманулла обзавелся полезными связями, привлек внимание Европы к Афганистану как к «воротам в Индию», показал себя просвещенным восточным монархом, подписал с десяток различных договоров и нанял ряд зарубежных специалистов. Сорайя купила на Западе