Шрифт:
Закладка:
Ее искусство заключалось в том, чтобы, сохранив память и живое воображение, описать, каким показался мир лондонского общества осиротевшей семнадцатилетней девушке, воспитанной сельским пастором, совсем не похожим на Лоуренса Стерна. Несомненно, Фанни тоже была в восторге от игры Гаррика и чувствовала себя так, как Эвелина писала своему опекуну: «Такая легкость! Такая живость в его манерах! Такая грация в его движениях! Такой огонь и смысл в его глазах!.. А когда он танцевал, о, как я завидовала Кларинде! Мне почти хотелось выскочить на сцену и присоединиться к ним».18 Лондон, уставший от порока, почувствовал себя очищенным свежим ветром, дующим с этих юношеских страниц.
Этот некогда знаменитый роман умер, но дневник, который вела Фанни, до сих пор остается живой частью английской литературы и истории, ведь в нем можно увидеть знаменитостей от Джонсона и Георга III до Гершеля и Наполеона. Королева Шарлотта сделала мисс Берни хранительницей халатов (1786), и в течение следующих пяти лет Фанни одевала и раздевала Ее Величество. Стесненная и узкая жизнь едва не задушила писательницу; наконец друзья спасли ее, и в 1793 году, когда молодость совсем прошла, она вышла замуж за разорившегося эмигранта, генерала д'Ар-Блея. Она содержала его своими сочинениями и доходами; в течение десяти лет она жила с ним во Франции в безвестности, изолированная напряженностью революционных и наполеоновских войн. В 1814 году ей разрешили вернуться в Англию и получить последнее благословение отца, который умер в возрасте восьмидесяти восьми лет. Сама она дожила до этого возраста, попав в совершенно иной мир, который и не подозревал, что знаменитая Джейн Остин (умерла в 1817 году) черпала свое вдохновение в забытых романах забытой дамы, которая была жива еще в 1840 году.
IV. ГОРАЦИЙ УОЛПОЛ
«Этот мир, — сказал он, — комедия для тех, кто думает, трагедия для тех, кто чувствует».19 Так он научился улыбаться миру, даже шутке над своей подагрой. Он вел хронику своего времени, но умывал руки. Он был сыном премьер-министра, но не получал удовольствия от политики. Он любил женщин, от Фанни Берни до величайших герцогинь, но ни одну из них он не взял бы в жены, а (насколько нам известно) — в любовницы. Он изучал философию, но считал философов бичом и скукой века. Одним автором он восхищался без остатка за ее прекрасные манеры и непринужденное искусство — мадам де Севинье; только ей он стремился подражать; и если его письма не передавали ее изящества и очарования, они становились, в гораздо большей степени, чем ее, живой повседневной историей эпохи. Хотя он и называл их летописью Бедлама,20 он писал их с осторожностью, надеясь, что некоторые из них позволят ему занять место в памяти людей; ведь даже философу, примирившемуся с упадком, трудно смириться с забвением.
Горацио (так его окрестили в 1717 году) был младшим из пяти детей, подаренных сэру Роберту Уолполу, отважному премьеру, который пожертвовал своей репутацией, предпочтя мир войне, но почти не навредил ей, предпочтя прелюбодеяние моногамии.21 Возможно, чтобы отомстить его первой жене, сплетники некоторое время приписывали отцовство Горация Карру, лорду Херви, брату слабоумного Джона, лорда Херви из Икворта, который обвинил сэра Роберта в попытке соблазнить леди Херви.22 Эти вопросы слишком запутаны, чтобы решать их в настоящем; мы можем лишь сказать, что Гораций воспитывался так, что его родственники не вменяли ему в вину никакого дурного происхождения. Премьер-министр относился к нему с деловитым безразличием, а мать (по его словам) «баловала» его с «чрезвычайной нежностью».23 Он был очень красивым мальчиком и одевался как принц, но он был хрупким и неуверенным в себе, и таким же чувствительным, как девочка. Когда умерла его мать (1737 год), многие опасались, что двадцатилетний юноша умрет от горя. Сэр Роберт утешал его правительственными синекурами, которые оплачивали изысканную одежду, элегантную жизнь и дорогую коллекцию произведений искусства сына. Гораций до конца жизни сохранял скрытую враждебность к отцу, но всегда защищал его политику.
В десять лет его отправили в Итон, где он выучил латынь и французский и завязал дружбу с поэтом Греем. В семнадцать лет он поступил в Королевский колледж в Кембридже; там он выучил итальянский язык и проникся деизмом от Кониерса Миддлтона. В двадцать два года, не получив ученой степени, он отправился вместе с Греем в путешествие по Италии и Франции. После некоторых скитаний они на пятнадцать месяцев поселились на флорентийской вилле в качестве гостей британского поверенного в делах, сэра Горация Манна. Уолпол и Манн больше никогда не встречались, но переписывались в течение следующих сорока пяти лет (1741–85). В Реджо-Эмилии Грей и Уолпол поссорились, поскольку Гораций оплатил все счета, а поэт не мог простить повышенного внимания к себе со стороны сына человека, правившего Англией. Оглядываясь назад, Гораций взял вину на себя: «Я был слишком молод, слишком любил собственные развлечения… слишком опьянен снисходительностью, тщеславием и наглостью моего положения… чтобы не быть невнимательным и нечувствительным к чувствам того, кого я считал ниже себя; того, кто, неловко сказать, был мне обязан».24 Они расстались; Уолпол чуть не умер от угрызений совести или хандры; он организовал проезд Грея домой. Они помирились в 1745 году, и большинство стихов Грея были напечатаны в типографии Уолпола в Строберри-Хилл. Тем временем в Венеции Уолпол позировал для прекрасного пастельного портрета, написанного Розальбой Камерой.
Еще не доехав до Англии (12 сентября 1741 года), Уолпол был избран в парламент. Там он выступил со скромной и бесполезной речью против оппозиции, которая положила конец долгому и процветающему служению его отца. Он регулярно переизбирался до 1767 года, когда добровольно отошел от активной политики. В целом он поддерживал либеральную программу вигов: сопротивлялся расширению королевской власти, рекомендовал компромисс с Уилксом