Шрифт:
Закладка:
Поначалу, во время этих лондонских поездок, он хранил верность жене и писал ей нежные письма, но к 1775 году он вновь стал покровительствовать распущенности. Особенно оживленно он вел себя в конце марта 1776 года. «Когда я вышел на улицу, меня охватила ярость блудника. Я решил посвятить этому ночь». Его увлечение продолжалось несколько ночей. «Я думал о своей дорогой супруге с самым высоким уважением и самой теплой привязанностью, но имел путаное представление о том, что моя телесная связь со шлюхами не мешает моей любви к ней».122 Очередная венерическая инфекция отрезвила его на короткое время.
Эти подвиги и его раболепие перед Джонсоном заслужили презрительные комментарии от таких людей, как Хорас Уолпол, и (посмертно) смертельную порку от Маколея,123 Но они не оставили его без друзей. «Мой характер человека с широким кругозором и обширными знакомствами заставляет людей любить мое внимание».124 Большинство лондонцев соглашались с Босуэллом в том, что ни одна женщина не имеет права на целого мужчину. Если он нравился таким людям, как Джонсон и Рейнольдс, и многие лондонские дома были открыты для него, он должен был обладать многими приятными чертами. Эти проницательные люди знали, что он переходил от женщины к женщине и от идеи к идее, как торопливый путешественник, оцарапав множество поверхностей, но так и не добравшись до сути дела, не почувствовав за жертвенной плотью израненную душу. И он это знал. «При всей моей гордости у меня действительно мало ума», — говорил он; «мои блестящие качества — как вышивка на марле».125 «Во всех моих понятиях есть несовершенство, поверхностность. Я ничего не понимаю ясно, ничего до конца. Я подбираю фрагменты, но никогда в моей памяти не возникает масса какого-либо размера».126
Именно эти фрагменты и эта память искупили его. Он искупил свои недостатки, поклоняясь в других тем совершенствам, которых не мог достичь сам; смиренно внимая им, запоминая их слова и поступки, и, наконец, с неменьшим артистизмом расположив их в порядке и свете, создав непревзойденную картину человека и эпохи. И пусть мы никогда не будем раздеты телом и духом, тайной похотью и неутомимым тщеславием, так тщательно, как этот человек, наполовину лакей, наполовину гений, раскрыл себя для потомков.
ГЛАВА XXXII. Литературная сцена I756–89 гг.
I. ПРЕССА
На заднем плане были газеты, журналы, издательства, тиражные библиотеки, театры — все они безрассудно множились, донося до широкой публики столкновения партий и талантов. Появилось несколько журналов: The Literary Magazine и The Critical Review в 1756 году, The Public Ledger в 1760 году. Johnson's Rambler начал выходить в 1750 году; The Gentleman's Magazine, который кормил Джонсона в его трудные годы, начался в 1731 году и просуществовал до 1922 года. Лондонские газеты в этот период удвоили свое количество и общий тираж. В 1755 году начала выходить газета «Монитор», в 1761-м — «Норт Бритон», в 1769-м — «Морнинг Кроникл», в 1780-м — «Морнинг Геральд», в 1785-м — «Дейли Юниверсал Реджистер», в 1788-м — «Таймс». Газета «Паблик Адвертайзер» озолотилась благодаря письмам Юниуса; ее тираж вырос с 47 500 до 84 000 экземпляров. Большинство других ежедневных газет существовали за счет узкой клиентуры; так, тираж «Таймс» в 1795 году составлял всего 4800 экземпляров. Они были более скромными по размеру, чем по речи — обычно четыре страницы, одна из которых отводилась под рекламу. Джонсон в 1759 году считал, что газетная реклама достигла своего предела.
Рекламы сейчас так многочисленны, что их просматривают очень невнимательно, поэтому приходится привлекать внимание великолепием обещаний и красноречием, то возвышенным, то патетическим… Продавец косметики продает лосьон, который избавляет от прыщей, смывает веснушки, разглаживает кожу и подтягивает плоть… Рекламное дело сейчас настолько близко к совершенству, что нелегко предложить какое-либо улучшение. Но поскольку каждое искусство должно быть подчинено общественному благу, я не могу не задать моральный вопрос этим мастерам публичного слуха, не играют ли они иногда слишком вольно с нашими страстями?1
Печатники, книготорговцы и издатели все еще были в значительной степени смешаны в одной профессии. Роберт Додсли издавал Поупа и Честерфилда, а теперь печатал Уолпола и Голдсмита. У Томаса Дэвиса была популярная книжная лавка, где разрешалось неспешно просматривать книги, а Джонсон и другие приходили туда, чтобы попробовать книги и поглазеть на хорошенькую жену. Уильям Страхан прославился, опубликовав «Словарь» Джонсона, «Богатство народов» Смита и «Упадок и падение Римской империи» Гиббона — две последние в annus mirabilis 1776 года. В 1781 году Оксфорд основал издательство Clarendon Press. Книготорговцы хорошо платили за хорошие книги, но могли нанять халтурщиков для подготовки статей и сборников за гроши. В романе Генри Брука «Дурак качества» (1766) один книготорговец говорит: «Я могу нанять одного из этих джентльменов… на образование которых было потрачено больше денег, чем… хватило бы на содержание приличной семьи до конца света, — я могу заставить одного из них работать, как запряженная лошадь, с утра до ночи за меньшую плату, чем я мог бы нанять… носильщика или сапожника на три часа».2 Авторы множились до насыщения рынка, отчаянно сражались за свою звездную долю и сатирировали друг друга отравленными чернилами. Женщины усилили конкуренцию: Миссис Анна Барболд, Сара Филдинг, миссис Амелия Опи, миссис Элизабет Инчболд, миссис Элизабет Монтагу, Фанни Берни, Ханна Мор. В игру включился сельский пастор и ушел с призом.
II. ЛОРЕНС СТЕРН
Он не был создан для пастора; он был сыном солдата, и его десять лет таскали с поста на пост; и тогда, и потом он набрался достаточно военных знаний, чтобы заставить дядю Тоби говорить об осадах и фортах как старый генерал. Свою мать он позже описал как «дочь… бедного суттера [торговца], который следил за лагерем во Фландрии».3 Однако его прадед был архиепископом
