в Беляевку и Маяки и захватил их, отрезав врагу пути отхода за Днестр. Это окончательно добило немцев: в панике, бросая технику и раненых, они бежали.

Вечером 9 апреля «орлы Малиновского» ворвались на северную окраину Одессы, другая часть их, гоня противника на запад, вышла к Днестру, отбила у врага Тирасполь и захватила кицканский плацдарм.

Малиновский не медля доложил в Ставку об успехе наступательной операции. При этом он особенно подчеркнул заслуги генерала Плиева:

— Войска конно-механизированной группы Плиева действовали изолированно в тылу противника и своими мощными внезапными ударами деморализовали его. Судьбу Одессы решил обходной марш 8-й гвардейской армии Чуйкова и конно-механизированной группы Плиева. Город обороняли румынские войска, 72-й армейский корпус в составе четырёх дивизий и свыше двадцати батальонов эсэсовцев. Северные и северо-западные окраины города были сильно укреплены, и лобовой удар здесь оказался бы бесцельным, привёл бы к большим жертвам и к разрушению города. Поэтому успех обходного манёвра привёл к желаемым результатам.

После недолгого молчания Сталин заговорил:

— Примите поздравления, товарищ Малиновский. Взятие Одессы — большая победа советских войск, имеющая поистине историческое значение. Что же касается товарища Плиева, то поздравьте его с присвоением звания Героя Советского Союза. Товарищ Чуйков, кажется, уже удостоен этого высокого звания?

— Совершенно верно, товарищ Сталин. Чуйков — Герой Советского Союза.

— Оба — и товарищ Чуйков, и товарищ Плиев — получили эти высокие звания вполне заслуженно, — подытожил разговор Сталин. — Продолжайте, товарищ Малиновский, действовать в том же духе. Ставка удовлетворена боевыми успехами вашего фронта.

На следующий день Сталин вызвал к аппарату Василевского:

— Товарищ Василевский, на мою долю выпала благородная миссия поздравить вас с награждением орденом «Победа». Вы награждаетесь этим орденом за умелое выполнение заданий Верховного Командования по руководству боевыми операциями большого масштаба, в результате которых достигнуты выдающиеся успехи в деле разгрома немецко-фашистских захватчиков. — Сталин говорил не торопясь. — И учтите, товарищ Василевский, что вы награждаетесь не только за освобождение Донбасса и Украины, а и за предстоящее освобождение Крыма. Вам необходимо сейчас переключить своё внимание на Крым. При этом не следует забывать о своей ответственности за дальнейшие действия 3-го Украинского фронта товарища Малиновского.

— Благодарю за высокое доверие, товарищ Сталин! — на одном дыхании выпалил Василевский. — Приложу все свои силы и знания, чтобы и впредь...

— Хорошо, товарищ Василевский, — перебил Сталин, как бы давая понять, что ему хорошо известно, какие ещё слова произнесёт маршал. — Хочу сделать одно дополнение. Вам будет вручён орден «Победа» за номером два. А орден «Победа» за номером один предназначен товарищу Жукову.

— Это в высшей степени справедливо.

Малиновский, присутствовавший при этом разговоре, едва Василевский положил трубку, подошёл к нему, крепко охватил его за широкие плечи.

— Безмерно рад за вас, Александр Михайлович! Поздравляю!

— Спасибо, дорогой Родион Яковлевич. — Василевский был тронут. — Уверен, придёт и ваш черёд получать такую же награду.

— По рюмочке коньячку.

— Нет возражений! — весело откликнулся Василевский. — А ночью снова будем с вами сидеть над оперативной картой. Надо срочно обмозговать план операции по выходу вашего фронта к Государственной границе по рекам Прут и Дунай.

— Я готов. А вы завтра отправляетесь к Толбухину.

— Да, он уже начал Крымскую операцию, — кивнул Василевский. — А как хотелось бы вместе с вами пройтись по улицам вашей родной Одессы!

22

Ясным весенним утром 15 апреля Малиновский въехал в освобождённую войсками его фронта Одессу. Но это была не та Одесса, которую он знал в детстве.

Весёлый, шумный город притих, онемел, неузнаваемо преобразился. Дымы пожарищ вздымались к небу. Куда ни кинь взгляд — развалины домов, воронки от снарядов и авиабомб, сгоревшие танки, искалеченные орудия и трупы, трупы, трупы... Порт и доки, большинство фабрик и заводов были превращены в руины. К счастью, почти сохранилась центральная часть города.

Но вот и бывший Французский бульвар. Малиновский велел водителю остановиться. Тот затормозил, и Родион Яковлевич нетерпеливо распахнул дверцу машины. Ослепительное весеннее солнце плеснуло ему в глаза так яростно, что он зажмурился и, выйдя из машины, с высокого пригорка огляделся вокруг.

Пусть война, жертвы, разруха, — но вот же она, знакомая до боли сердечной живая Одесса, самый любимый город в его жизни! Всё будоражило, возвышало душу: и весёлое солнце, и синее небо, море, каштаны, акации, опьяняющий воздух, которым хотелось дышать взахлёб. Несмотря на запустение, город был сейчас, когда Малиновский с упоением смотрел на него, таким же желанным, ярким, зовущим — не город, а праздник души, созданный для счастья людей, для того, чтобы родиться в нём и жить вечно, не покидая его никогда. Родиону Яковлевичу вдруг почудилось, что война кончилась, отгремели орудийные залпы и автоматные очереди, разлетелись неизвестно куда истребители и бомбардировщики, пошли на переплав танки и самоходки. Он вдруг почувствовал, будто снова превратился в босоногого мальчишку, бегущего к морю ловить бычков и ставриду, ошалело нырять в морские глубины, нежиться на горячей прибрежной гальке, глядеть в небо и мечтать, мечтать, мечтать...

Малиновский вспомнил, как по этому самому бульвару ездил на трамвае в Аркадию, к морю, а перед этим в обратную сторону — на весёлый и суматошный одесский рынок — Привоз, чтобы купить морских рачков — наживку для ловли рыбы. Ему даже послышались громыханье трамвайных колёс на стыках рельсов и сердитый голос кондукторши: «Высовывайся, высовывайся, вчера один уже высунулся!»

Светлые воспоминания морскими волнами накатывали на Родиона Яковлевича. Они были непоследовательны, хаотичны, приносили ощущение радости и лёгкой печали.

Он вспомнил, как вот по этому самому Французскому бульвару медленно ехали открытые автомобили, по обе стороны сопровождаемые конными стражниками и кавказскими горцами с кинжалами и в газырях. В одной из машин стоял невысокий человек с рыжей бородкой и усами, в мундире пехотного полковника. Лицо его было печально и откровенно равнодушно, он как-то неохотно помахивал рукой, приветствуя встречавших его горожан. То и дело раздавалось нестройное «ура!». Затерявшийся в толпе подросток Родион был разочарован: «И это — царь?» Он представлял себе Николая Второго совсем другим — могучим богатырём. И когда его спросил сосед, как ему показался царь, Родион ответил:

— Да ничего, только тихий очень.

— Потому и тихий, что в нём божественный дух сидит, — возразил его собеседник.

— А лучше бы боевой дух сидел, — стоял на своём Родион.

...Всё это сейчас возродилось в памяти. И галантерейная лавка купца