Тропинка становится шире. Ветерок потихоньку треплет высокую траву. То тут, то там высовывают головы из нор валлаби. Ещё дальше высятся ущелья, а из расщелин в скалах тонкой струйкой вытекают ручейки. Иногда ей кажется, что она видит в кустах очертания чего-то большого – темные, пугающие тени, но мгновение, и они исчезают.

Она задается вопросом, как на ее появление отреагирует брат. После смерти их матери Томас выплеснул свою скорбь в виде гнева. В то время как отец пытался подстроиться под обстоятельства и заменить своим детям мать, заполнив пустоту в их сердцах, Элиза взяла на себя заботу о ранах, которые получал брат после драк в баре. Ей следовало бы знать, что нужно запираться в своей комнате, когда он, пошатываясь, поздно возвращался домой из притона. В конце концов вмешалась тетя Марта.

– Этому мальчику нужно, чтобы Господь направил его на путь истинный, – говорила она, постукивая костяшками пальцев по раздвижным дверям и перекладывая Библию на сгиб локтя. – Я все могу благодаря Тому, Кто даёт мне силы, – заявляла она. – Послание к Филиппийцам 4:13. – Тогда она звала Элизу, вступить в Круг. – Господь избавит тебя от этих мучений. – обещала она. И в минуту слабости Элиза поддалась искушению. Что угодно, лишь бы смягчить гнетущее присутствие скорби. Но отец отвлекал ее, загружая работой над своими дневниками, и со временем она научилась не обращать внимания на непристойное поведение брата.

Тропа снова сужается, копыта поднимают пыль выше деревьев. По мере того как утро превращается в день, кусты под ними колышутся все больше. Крошечные жаворонки, как бабочки, выпархивают из травы. Пищат насекомые, отскакивают крысы, деревья величаво склоняют кроны, пока они продолжают свой путь. На мгновение Элиза задумалась о бушрейнджерах[36], представила, как встречает одного из них, гарцующего верхом посреди дороги, с обрезанным карабином и мешком, набитым награбленным добром. Она машинально похлопывает по бедру стволом «Уэбли».

Размеренное пыхтение лошадей успокаивает, и в томной послеполуденной жаре Элиза замечает, как плечи Акселя опустились. Она наблюдает за его борьбой, но в конце концов он всем телом заваливается вперёд в седле, и руки медленно ослабляют поводья. А это значит, что он не замечает ту штуку, висящую на дереве, пока не становится слишком поздно. Прежде чем он успевает натянуть поводья, лошадь спотыкается, в панике шарахается и встает на дыбы, выпучив от ужаса глаза. Элиза тянется к Акселю, но его выбрасывает из седла, тело его с тошнотворным хрустом падает на землю. Она натягивает поводья, останавливая своего коня, и торопливо спешивается. Затем успокаивает коней и связывает их вместе. Бросившись к Акселю, она падает на колени. На его лице написана мучительная боль, в то время как его взгляд перемещается вверх за ее плечо, к тому, что там болтается.

Она оборачивается, чтобы тоже посмотреть. Увидеть, что это такое на самом деле. На ветке железного дерева, как мешок на веревке, висит тело белого мужчины. Он совершенно голый. Раздувшаяся плоть валиками нависает над веревкой, обвязанной вокруг подмышек. Руки связаны за спиной. Голова отвисла вниз, кровь в глубоких морщинах запеклась, как грязь. Рот застыл в ироничной ухмылке, под подбородком на шее зияет широкая рана. Ее разрезали так, что кровь залила все тело. Открытые глаза обвиняюще смотрят вниз.

Элиза помогает Акселю подняться. В ужасе они смотрят на тело мужчины.

– Здесь повсюду станции[37], – мрачно говорит она. – Это земля беззакония.

Веревка скрипит и проворачивается. Над головой на высохших ветвях деревьев нахохлились стервятники. До Элизы доходили слухи. О том, что много лет некоторые люди были замешаны в невообразимых деяниях. Помимо взыскания ретрибуции они сгоняли туземцев и держали их взаперти, пока не приезжали торговцы из города, которые забирали их к себе на лодки. Желающим торговцам жемчугом братья Локьер продавали аборигенов по 8 фунтов за голову, как однажды рассказал ей Томас. Они окружали их как скот, прижигали им ноги, чтобы не смогли сбежать, а юных девушек забирали для своих гнусных потребностей. Элиза опускает голову, глядя вниз под крутящийся труп мужчины. На земле под телом выведено слово. «Вор» – выведено неровными малиновыми буквами. Она отворачивается.

* * *

В лесу прохлада наступает быстрее. Элиза уговорила Акселя пройти вниз по тропе, подальше от медленно вращающего тела покойника, чтобы сделать привал в тени большого баобаба. Поначалу молодой человек сопротивлялся – гримаса на лице мужчины стояла у него перед глазами, но боль его вымотала, и он задремал. Элиза тоже приказала себе отдохнуть. Позволить себе заснуть она не могла, поэтому принялась вспоминать о разговоре с Баларри. Как-то раз в сезон дождей, когда люггеры стояли на приколе, они собирали ежей. Мужчины, пошатываясь, еле волоча ноги, толпой брели в ночлежки. Далеко в море собирались тучи. Время от времени изнутри их освещали молнии.

– Как так получилось, что у тебя нет семьи? – спросила она, переживая из-за того, как он может среагировать на ее вопрос. Помолчав, он устремил взгляд на море, и она увидела, как что-то странное промелькнуло на его лице.

– Я работал на этих кораблях ещё до того, как стал работать на твоего отца, – ответил он, опускаясь на колени, чтобы осмотреть какую-то зловещую тварь с фиолетовыми колючками. – Меня заставили.

Он рассказал ей, как однажды в залив прибыли странные люди. Они появились на рассвете, заявив о себе стуком копыт и пылью на горизонте. Они выкрикивали приказы, которых люди Баларри не понимали. У них было оружие. Они надели им на шеи цепи. Не только мужчинам. Женщинам и детям тоже. Некоторые пытались сопротивляться, хватались за копья, боролись до конца. Но было уже слишком поздно. Их дома были стёрты с лица земли. У Элизы перехватило горло. Она уставилась на его губы. С тревогой она подумала о торговцах жемчугом. О командах, которые она набирали на свои корабли. О собственной роли в этом городе. О земле, на которой построено ее бунгало.

– У меня была семья. – Баларри кивнул, коснувшись пальцами поверхности воды. – У моей жены был большой живот. Мы ждали ещё одного ребёнка. Но тот босс сказал, что женщина с большим животом – лучший ныряльщик. Он заставил ее зайти в воду, заставил нырнуть на глубину за раковиной. – Он опустил взгляд на песок. – Она нырнула, но так и не вынырнула.

Очнувшись, она нигде не может найти шляпу. Волосы спутались на шее большим колтуном. Одну за другой она выбирает колючки и отбрасывает их в кусты. Кора баобаба царапает ей спину, и Элиза задирает голову вверх. Дерево обвито