миссис Рисли Аксель пришёл в назначенное время, чтобы забрать Элизу и привезти ее сюда. Ни слова не сказав, поддерживая Элизу, он помог добраться ей до дома. Когда они дошли до веранды, она остановилась, с сомнением глядя на ступеньки. Быстро оглянувшись, чтобы проверить, нет ли свидетелей, он наклонился, потянувшись к ее ногам.

– Не надо, – предупредила Элиза, и он улыбнулся, но тут же залился краской. Она почувствовала укол вины и позволила ему поддержать себя под локоть, опираясь на него сильнее, чем было необходимо.

Когда они оказались внутри и он помогал ей сесть в кресло, Элиза почувствовала какое-то волнение. Аксель наклонился, чтобы осторожно уложить ее на подушки, их носы почти соприкоснулись, и низ живота у неё обдало жаром. Он так и застыл, не сводя с неё глаз. Она представила, что он, должно быть, видит. Ее взлохмаченные волосы. Грязное платье. Синяки на лице. Но он смотрел на неё так, будто с трудом мог сглотнуть. Ее кожа зудела в предвкушении. Она не могла вспомнить, когда к ней прикасались с такой нежностью, и с удивлением обнаружила, что жаждет этого. Она могла бы протянуть руку и притянуть его к себе, ощутить его вес на своём теле. Вместо этого Элиза закрыла глаза, и в темноте перед ней, как будто освещённое светом фонаря, возникло изображение. Маленький ребёнок, смеясь, повернулся к ней. Она резко распахнула глаза. Аксель отпустил ее, сделал шаг назад и прочистил горло.

– Что ж, – хрипло произнёс он. – Значит, это и есть то самое место, бунгало торговца жемчугом.

Понимая, что свежим взглядом все это видно, она не могла не заметить пыль, кружащуюся под солнечными лучами и безошибочно определяемый затхлый запах сырости и старых благовоний. Однако Аксель был очарован, словно это самое потрясающее, что он когда-либо видел. Он медленно прошёл мимо пианино, погладив рукой палисандр, и направился к книжному шкафу.

– Вот это коллекция! – Он взглядом пробежался по рядам книг, большинство принадлежали отцу и сверкали золотым тиснением корешков.

– Ну, мы читающая семья, – ответила она с невеселой улыбкой. Аксель поднял голову и обвёл взглядом безлюдное бунгало.

– А кто эти двое? – Он поднёс рамку к свету. На выцветшем фотоснимке было двое детей с чумазыми лицами. Один ребёнок совсем ещё малыш, беззубо улыбается в камеру, а другая – серьезная с виду девочка с растрёпанными кудряшками. Элиза прочистила горло.

– Это я и мой брат.

– Правда? Хороший снимок. – Он поставил рамку обратно на полку, и она заметила, что руки у него дрожат. – Странно, я думал, что Томас вас старше.

Элиза поерзала на кресле. Аксель смотрел на неё слишком долго и пристально.

– Это мой второй брат. Нед.

Он не нашёлся что сказать и поспешно засобирался уходить. Пожелал скорейшего выздоровления Элизе, посоветовав ещё несколько дней отдыхать и полоскать горло соленой водой.

– Элиза, могу я ещё что-нибудь для вас сделать? – спросил он перед уходом.

– Сходите в тюрьму! – взмолилась она. – Узнайте новости. Любую информацию.

Однако, вернувшись, он так и не смог сообщить ей ничего нового. Паркер ещё не вернулся с охоты.

* * *

Сейчас, когда Аксель был занят на пляжах, воздух сгустился настолько, что даже мухи зависли в воздухе. Пришла только Мин, принеся с собой наполненные до краев дымящиеся кастрюли и стеклянные бутылки с горьким лимонадом.

– Пожертвования, – сказала она. – Миссис Рисли проявила любезность. – Но аппетита у Элизы не было.

Мин ободряюще улыбалась, помогая Элизе обрабатывать раны. Они вполголоса говорили о своих родителях – о том, что Мин помнит запах своей матери. О том, что первое помнит Элиза об отце. Они говорили о том, что будет с душами людей после смерти, а потом Элиза спросила Мин, чего ей больше всего не хватает с тех пор, как не стало ее отца.

– Его голоса, – глухо прошептала она. – Его рук. – Она описала обкусанные до крови ногти, загрубевшие ладони, покрытые шрамами золотоискателей. Ожог в виде пятиугольной звезды. – Я не хочу забывать их. Элиза, и ты постарайся не забывать. – Пока они плакали, солнце посылало шелковистые лучи сквозь оконные стекла.

Мин рассказала, что Хардкасл спешно покинул Баннин и отправился на станцию. Когда его работники пришли в сарай, то обнаружили наглухо запертую дверь. Они решили, что он отправился набрать новую команду на свои корабли, но она знала – все знали, почему на самом деле он скрылся.

– Надеюсь, в каких-нибудь дебрях на него нападет змея и он умрет мучительной медленной смертью. – сказала Мин с кровожадным блеском в глазах. – А может, скорпион. Или паук. Элиза, как считаешь, что из этого страшнее всего? – Элиза, послушно улыбаясь, посмотрела на неё, но мыслями была далеко. – Что бы это ни было, он это заслужил, – продолжила Мин. – Отвратительный тип. Только подумай, что он мог сделать с тобой или со мной в том сарае. Подумай, что он ежедневно делает со своими ныряльщиками. Он сошёл с ума от – как это слово – алчности, вот и всё. Как и все остальные.

Мин продолжала разглагольствования, но мысли в голове Элизы звучали громче, заглушая ее слова. Те мысли, которых она из раза в раз пыталась избегать. Наконец, не выдержав, она обратилась к своей подруге.

– Как ты думаешь, мой отец хороший человек? – спросила она.

Мин моргнула, сохраняя безмятежность.

– Разве он мог быть хорошим, если изо дня в день делал то же, что и остальные? Посылал водолазов за раковинами. Подвергал опасности людей. Стремился к обогащению так же жадно, как и другие торговцы. – Она опустила взгляд на полумесяцы красной пыли под ногтями. – Возможно ли заниматься этим и оставаться чистеньким? – Мин вздохнула. – Я не знаю, Элиза. Что вообще может значить «хороший» в таком месте, как это? – На улице переругивались и дрались кореллы. – Я хорошая? Ты хорошая? Неужели все настолько просто? – Она отвернулась к окну. – Мне кажется, и то и другое. Во мне есть и хорошие и плохие кости. Чем-то одним быть невозможно, как ни старайся. Каждому человеку есть что скрывать.

Элиза кивнула, быстро улыбнувшись, но не могла не признать, что ей стало не по себе.

– Я думаю, возможно, во всем виноват этот город, – после недолгого молчания произнесла она. – Может, это он ожесточил отца до такой степени, что он стал совсем не тем, кем я считала его раньше.

Глава 26

Расстроенная и ожесточенная, она откидывается на спинку кресла из тростника, которое оставляет на ее спине глубокие вмятины. В воздухе разносятся далёкие удары молотков. Она завистливо представляет себе нечеткие картинки того,