знаю, – Барменша улыбается про себя, и Элиза краснеет при мысли о том, что ее брат пользуется услугами этой женщины. – Он остановился в одном из номеров. Но я не могу пустить вас туда, потому что велели не беспокоить. – Она начинает составлять потускневшую посуду на полку за баром.

– Он захочет меня видеть, – злится Элиза. – Я член семьи.

– Боюсь, мне приказали никого к нему не пускать, – пожимает она плечами. – Ничем не могу помочь.

Элиза некоторое время молчит, размышляя.

– Я так понимаю, за это вам заплатили? – Женщина прекращает своё занятие и пристально смотрит на неё. – Я заплачу вдвое больше.

* * *

Под ногами скрипят деревянные половицы. Темный прохладный коридор ведёт на небольшую площадку с тремя закрытыми дверьми. Женщина показывает на самую дальнюю комнату и поворачивается к Элизе.

– Я вас не видела. – Она выхватывает деньги и убегает прочь.

Элиза стучит в дверь, но ответа нет. Ещё раз постучав костяшками пальцев, она прикладывает ухо к двери.

– Проваааааливааай, – как клей, тянется голос изнутри.

– Это я.

Тишина.

Гости ждут, затаив дыхание, а потом слышат шарканье, проклятия и звон покатившихся бутылок. Наконец, дверь приоткрывается, но лишь на маленькую щелочку. Сквозь неё уставилась пара глаз, белки светятся в темноте.

– Привет, – шепчет Элиза.

Дверь медленно открывается, на пороге появляется Томас. Но этот человек совершенно не похож на ее брата. Он исхудал и побледнел. На нем мятые штаны и пожелтевшая рубаха с расстегнутыми на запястьях манжетами. Томас всегда был высоким и широкоплечим, и такая худоба сделала его меньше. Но широко расставленные глаза выдают его истинную сущность. Они такие же, как у Элизы, – серые, как галька, и острые, как булавки. У мужчины такие глаза считаются признаком властности, а у женщины – всего лишь холодности.

Воздух в комнате наполнен запахом кислого молока и сладостью опиумного дыма. За плечом Томаса виднеются грязные стены и пол, усеянный пустыми бутылками из-под выпивки. Рядом с замызганным матрасом Элиза замечает полупустую бутылочку зелёного стекла с настойкой опия.

Она смотрит вниз, на голубого жирного таракана, заползающего на босую ногу брата.

– Томас, ради всего святого, что за…

– А это ещё кто? – Изо рта у него воняет гнилью.

– Это Аксель. – Элиза бросает взгляд на своего друга. – Он приехал со мной. Из Баннина. Одна я поехать не могла, ты же знаешь. – Аксель неловко улыбается и кивает.

– Я думала, ты уже на пути домой, – говорит она брату.

– Ты получила письмо? – Томас щурится от яркого света и потирает подбородок.

– Ты про мое письмо, которое ко мне вернулось?

На его лице растерянность, как будто он не до конца понимает, что происходит.

– Аксель, мне нужно помочь брату привести себя в порядок, – произносит она, не сводя с Томаса глаз. – Подождите меня в баре.

Аксель уходит, а Элиза, тяжело вздохнув, заходит в комнату. Она раздевает его, как это сделала бы мать, и Томас не протестует. Ни слова против не говорит и тогда, когда она берет тряпку, чтобы обтереть ему руки и убрать со щёк засохшую корку рвоты. Элиза находит рубашку почище и терпеливо надевает на брата. Она велит ему прополоскать рот водой из фляги и, смочив зубной порошок на щетке, найденной на буфете, насильно впихивает ее Томасу. Он берет и неохотно проводит по дёснам.

– Ты об отце что-нибудь слышал? – коротко и тихо спрашивает она. Томас, чистивший зубы, останавливается и качает головой.

Элиза чувствует, как все, за что она держалась, уходит из-под ног.

Когда он достаточно приходит в себя, они выходят в коридор. Аксель устроился в углу в баре, наблюдать за отливом.

– Пожалуй, лучше нам выйти на пляж, – говорит она, провожая брата к двери. Аксель их заметил, но не пошёл следом.

Ей приходится взвалить на себя вес брата, пока они медленно бредут к океану. Она чувствует в сумке бутылочку с опием, несмотря на ее крошечный размер. Элиза забрала ее, когда Томас отвернулся. Известно много случаев, когда мужчины и даже женщины травились опием.

Они выходят на песок и несколько минут молча наблюдают за волнами, медленно отползающими от берега. Отступая, вода оставляет после себя мусор – ракушки и пучки водорослей, пятиконечные морские звёзды и крабы цвета яиц малиновки[39].

– Отдай, – тихо говорит Томас.

Элиза поворачивается к брату. На его лице застыл оскал.

– Отдай, – повторяет он.

– Ты о чем? – ослабевшим голосом спрашивает она.

– Элиза, не валяй дурака. Верни мне пузырёк. – Должно быть, на него почти мгновенно отрезвляюще подействовал свежий воздух. Он вцепляется ей в руку и тянет с плеча сумку.

– Не… – Элиза пытается ее удержать, но Томас хватает ее за раненую шею. Вспышка боли ослепляет. Она отчаянно упирается ногами в песок, но все тщетно. За прошедшие годы она уже много раз была в таком положении, терпя на себе яростные взрывы Томаса. В ушах шумит море, пока она пытается оторвать его пальцы от своего горла. Он наконец спотыкается, и она делает вдох, наполняя лёгкие воздухом.

– Я верну его, если расскажешь правду о том, что случилось с отцом.

Томас опускает руки и отходит от неё на шаг. Медленно поднимает кверху ладони, как будто они могут быть покрыты кровью.

– Прости, – в смятении качает он головой. – Прости.

Элиза вытаскивает из сумки бутылочку и бросает в него. Она приземляется на песок с глухим стуком.

– Ты же знаешь, зачем я здесь. – Она пытается говорить спокойно. – Ты задолжал мне ответы. Объяснение. А для начала расскажи, кто такой Уинтерс.

Томас втягивает носом воздух, по его лицу видно, как он взбешен. Наконец, немного поостыв, он хватается за голову и шепчет:

– Все уже должно было закончиться. Все должно было быть улажено. – Наверняка она неправильно его расслышала. – Я не знаю, где отец, – поднимает он голову вверх. – Я даже не знаю, жив ли он. – У Элизы скручивает желудок. Томас дрожащей рукой приглаживает волосы. – Этого не должно было случиться вот так.

– Так он тогда был жив? – вопрос горячий. Обжигает рот. – Томас, он был жив? – кажется, ее сейчас вырвет.

– Я не знаю! – рявкает он. Он выглядит потерянным. Возможно, это из-за опиума.

Она проглатывает своё разочарование.

– Так сейчас отец живой? – Она говорит медленно, стараясь сохранять спокойствие. – Томас!

Брат отворачивается от нее.

– Знаешь, Виллем и остальные дома считают, что ты как-то причастен к тому, что случилось. – Она провоцирует его, чтобы вытянуть из него больше информации.

– И ты им веришь? Веришь Виллему? – Томас сильно стискивает зубы.

– Я…

– Ну ещё бы. Слушай, если мы собираемся продолжать этот разговор, – он снова быстро проводит рукой по волосам, – мне нужно