зудиться, просит чистую одежду. А сколько она намучилась, бедняжка, пока учила их мыться в бане! Э-эх, об этом только один Магдауль и знает. Бывало, забьется Ганька под полок и никак не вылазит оттуда, плачет, визжит. А теперь первым бежит в баню. И, удивительное дело, сразу же подался в росте, а там, глядишь, и его перерастет.

Над Магдаулем звездное небо. Раньше был он всегда один на один с ним. А теперь у него есть Вера.

Осторожно, боясь растерять звонкую радость, звенящую в нем, вернулся он в дом. Вера собирала на стол. Она тоже двигалась осторожно и улыбалась по-девичьи — светло и смущенно. Магдауль подошел к ней, неловко прижал к себе ее голову. Весь новый, обернулся на грохот тяжелых шагов. Два рыбака внесли посиневшего, залитого кровью Третьяка — в разорванной красной рубахе.

Еще улыбаясь, Магдауль встретил взгляд Третьяка.

— У тебя маленько полежу. Разреши, Волчонок?

Вера первая кинулась к несчастному.

…Но он уже ничего не видел. Он снова провалился в красную тьму, где нет боли. Только, словно в кошмарном сне, слышит он бой молота о наковальню… И огонь! Жаркий пыл огня! Вот и огонь пропал. Третьяк полетел в темное провалище.

— У бондарки Лобанова нашли, — прохрипел один из рыбаков, уходя.

…Тихо в каморке. Магдауль испуганно, ошеломленно стоит над беспамятным Третьяком.

…Третьяк оклемался, но выздоровлению не рад.

— Зря вы со мной все валандались. Лучше уж подохнуть. Какой я теперь человек, когда кровью мочусь.

Гордей наконец заявился к другу. Сидит, зло разглядывая опухшее посиневшее лицо:

— Погоди, Матвей, ты, тово, брось это… Жила у тя мужицкая, осилишь свою хворобу, — бубнит растерянно.

— А как жить?.. Кошель нищего елозить?

Гордей весь напрягся.

— Поможем.

— Раз поможете, два поможете, а совесть-то у меня есть… Сами бьетесь как омуль об лед… Не-е, братуха.

Гордей вскочил.

— Я ево в потрох, кишку мать!.. Толстомордого купеческого холуя! — гулко шагая, вышел из барака.

Во все время разговора Магдауль не шелохнулся — молча курил свою трубку…

Гордей Страшных пришел прямо на берег, где команда «Ку-ку» на золотистом песке «поправляла головы».

— Холуй купеческий, доволен? Угробил мужика! Бога не боишься?

— Очнись, дурень, ты што во сне видел, как я бил Третьяка? — сдерживая себя, спросил капитан.

— А Дунька-то рябая рядом с катером песок сушила. Она видела, как ты утюжил мужика, а потом вы с Петром проволокли его мимо Дуньки и подбросили в бондарку к Лобанову, дескать, поселенец ухайдакал Матвея, ведь он каторжник с Акатуя…

Сердяга поднялся с рыбного ящика, выпрямился во весь свой громадный рост и, расправив плечи, шагнул к Гордею.

Но Страшных тоже молодец гвардейского роста.

Глубоко посаженные глаза Сердяги сузились и злобно засверкали. Он-то твердо знал, что в тот раз на Воронихин Пуп заманил его не кто иной, как Гордей Страшных. Поэтому у Сердяги с Гордеем счеты старые.

— Идем на круг! — процедил сквозь зубы Сердяга.

— Пойдем, жирная вошь! Пойдем, сволочуга!

На шум сбежалось много зевак. Плотно сгрудившись, подошли рыбаки из лодки Гордея, а за Сердягой — его команда. Те и другие, полукольцом, защищают с тыла своего бойца.

Теплыми взглядами награждают рыбаки Страшных; недружелюбно, исподлобья глядят на Сердягу.

Чуть прихрамывая от фронтовой раны, первым вышел на круг Гордей. Вся фигура его не предвещала ничего хорошего.

— Я тебе за Третьяка, за рыбацкие слезы душу выну!

Взбеленился Сердяга и, неожиданно ринувшись на противника, сшиб его с ног. Подвела вояку раненая нога.

Грозно взревели рыбаки:

— Не мухлуй, стерва!

Гордей рявкнул зверем, вскочил на ноги и по-крестьянски, широко замахнувшись, хрястнул Сердягу.

Тот пошатнулся, но устоял.

— Сила на силу! — произнес восхищенно кто-то.

В следующий миг сцепились. То падая, то снова подымаясь, нещадно бьют друг друга, рвут одежду, рвут белое тело, скрежещут зубами, матерно ругаются. На лицах дерущихся заалела кровь. Кровью в крепких объятиях разукрашивают они друг друга.

Долго дерутся два силача.

Но Сердяга уже задыхается и хрипит.

Изловчился Гордей и со всего маху, вложив всю силу и ненависть, ударил Сердягу в висок. Свалился тот на мягкий песок и не двигается.

Тяжело дыша, отступил Гордей на шаг, заставил себя улыбнуться. Из носа течет кровь, окрашивает светлые усы.

— Вот это дал дык дал! Молодец, дя Гордей, — Туз Червонный подошел к Гордею и стал стирать ладонью с его лица кровь.

— Жмея бы ево жабрала, так и надо шабаке! — прошепелявил Кокуйский рыбак Коневин.

Сердяга с трудом поднялся на четвереньки.

У Туза Червонного сжимаются кулаки:

— Дай ему, дя Гордей, штоб он не поднялся!

Страшных взглянул на Туза и вдруг улыбнулся ему.

Улучив этот миг, Сердяга поднялся и… пнул Гордея в живот.

Башлык охнув, упал на мягкий песок.

Эта подлость послужила сигналом для зрителей, у которых уже давно чесались кулаки.

— Бей гадов! — крикнул Туз Червонный и боднул головой в толстое брюхо Сердяги. Тот, словно сноп, повалился рядом с Гордеем. С трудом встал Страшных на ноги.

— Стойте, ребята! — крикнул он.

Рыбаки оглянулись на Гордея. Воспользовавшись этим, двое матросов подняли своего капитана и бегом потащили к катеру.

— Да чо там «стой»! Бей, ребята! — крикнул Туз.

Матросы, отмахиваясь, отступая, пятились, иногда падали от тяжелых ударов разъяренных рыбаков, поспешно поднимались и еще быстрее, почти не защищаясь, улепетывали к катеру.

С разбитыми в кровь мордами команда спряталась на «Ку-ку».

Туз Червонный набрал камней и начал пулять в катер. Зазвенели стекла, затрещали доски, жалобно звякнул колокол.

Сердяга, укрывшись в темной грязной утробе «Ку-ку», открыл стрельбу из нагана.

Кто-то громко крикнул:

— Мужики, прячьтесь!.. Приказчик идет!

Разошлись рыбаки по лодкам и, как ни в чем не бывало, один за другим отчалили от берега.

Тудыпка поскакал в Баргузин и сразу же — к Лозовскому. Робко постучался в массивную кедровую дверь и боком, боком, блудливо виляя задом, вошел в маленький уютный кабинет Лозовского.

Сидевший за столом купец оторвался от книги, взглянул на Тудыпку удивленно, с тревогой в расширенных глазах и небрежно кивнул на глубокий его поклон.

— Голову-то тебе еще не оторвали?.. А надо бы!.. — на красивом выхоленном лице купца презрительно растянулись топкие губы. — Ну, чего взмыленный примчался?.. Садись.

— Беда…

Лозовский спокойно ждал. Нельзя было понять по его лицу, что он чувствует, о чем думает.

— Катер разбили… эти…

— Совсем?! — лениво спросил он.

— Нет, ходит, но…

— Чего «но»?

Тудыпка рассказал про драку Гордея с Сердягой и о последствиях ее.

Лозовский нахмурился. Закурил. Подал Тудыпке золотой портсигар.

— Дурак твой Сердяга. Мстить вздумал. Подумаешь, заманил его Гордей на Воронихин Пуп!.. Взъерепенился